– Что-то я не понимаю.

– Не успели мы приехать, мисс, как Дорин увидела цыганку с маленькой девочкой. Уж такая лапуля, просто конфетка, совсем как наша Лиззи, только чернявенькая. Ну и вот. Дорин, хотя ни бельмеса по-цыгански не понимает, стала так подгадывать, чтобы одновременно с этой цыганкой на колонку за водой попасть, чтобы девчушку понянчить. Бусал ее зовут; вот так имечко. Ну и прочие цыгане на Дорин уж приветливо глядят. Ничего худого в том нету, а только теперь свои же, лондонские, нас цыганами называют.

– Бусал значит «красавица». Это такое диалектное слово у цыган.

– Откуда вы знаете, мисс?

– Раньше слышала. Что еще произошло?

– Эти местные – странные люди. Не то чтобы я с деревенскими дела не имел, но таких, как эти, не встречал. Сами себе противоречат. Кого ни спроси – ничего не видел, а виноваты все равно лондонцы. Понаехали, говорят, наш хмель собирать, лучше бы дома сидели.

– Кажется, дело серьезное и осложняется межплеменной враждой.

– Я думал, вражда закончилась, когда викинги ушли. – Билли помолчал и добавил: – Все гораздо хуже, чем вы думаете, мисс. Мальчишкам светит минимум год в колонии. Этот Сандермир требует самого сурового наказания – чтобы другим неповадно было. Еще он говорит, что ему угрожают, так теперь полицейские под каждым кустом сидят. Вам надо приехать, мисс. Ребятам, кроме вас, никто не поможет, а они еще зеленые совсем. Я их родителей знаю, хорошие люди, работают, стараются. А вы убеждать умеете, всегда слово нужное найдете. Поговорите с адвокатом, с полицией, заступитесь за мальчишек. Вы же сами из Лондона. Вам поверят.

Мейси вздохнула. Она-то думала, расследование для Джеймса Комптона пройдет без осложнений – а вот они, осложнения, появились прежде, чем чернила в контракте просохли. Что интересно: в ее практике все легкие с виду дела оборачивались запутаннейшими интригами.

– Хорошо, завтра же утром приеду прямо на ферму. Поживу несколько дней у отца, в Челстоуне. Из Геронсдина до его дома всего сорок пять минут на машине.

Связь прервалась. Мейси повесила трубку, снова села на пол, на подушку. Завтра, перед отъездом, она заскочит в отель «Дорчестер» и оставит для Присциллы записку с извинениями. И сочинит несколько строк для Маргарет Линч; тут понадобится весь ее такт. Мейси закрыла глаза, и перед ней вновь, как и во время разговора с Билли, возник образ бабушки. Мейси вспомнила, как смеялась мама, когда папа взял ее на руки. Со станции до домика у шлюзов, где жили дедушка с бабушкой, они приехали в упряжной повозке. Седые, некогда черные как смоль волосы бабушка заплетала в косу. Такого же цвета волосы у самой Мейси и у мамы. Бабушкина одежда почти не отличалась от принятой в то время, но она носила золотые сережки-обручи. Маленькая Мейси первым делом тянулась к этим сережкам, а бабушка ворковала над ней:

– Ах, ты моя красотуля. Моя деточка, моя Бусал приехала в гости к старой, старой тетушке.

Мейси обожала водить машину, в хорошую погоду всегда ездила с откинутым верхом. Так она поступила и сегодня. По утрам осень намекала: скоро приду, но дни стояли благоуханные, низкое солнце грело несильно, жмурилось на поля, на свежую щетину жнивья. Мейси направлялась в Геронсдин.

Миновав Танбридж-Уэллс, она свернула на дорогу к Ламберхерсту, доехала до искомого указателя и сбавила скорость. На главной деревенской улице были представлены архитектурные стили разных эпох – и средневековые домики, и двухэтажные дома викторианской застройки. По левую сторону красовалась гостиница, очень приветливая с виду, живописная, с темными балками. Справа, открытая ветрам с холмов Хорсмондена, стояла церковь, возведенная, вероятно, еще при норманнах.