К сожалению, Иман так не смог. Без брони он получил слишком много ран, которые тормозили его. Он успел увернуться от первого удара, выпустил кишки нанёсшему его, отбил второй и третий, а четвёртый, нанесённый со спины, разрубил ему бедро. Иман рухнул на одно колено, развернулся и отрубил руку, ранившую его, и тут по лопатке ему прилетел пятый удар. Иман видел, как перед ним двое северян поднимают топоры, и из последних сил вонзил свой ятаган в живот одному из них. Шестой удар разрубил голову храброму Аювцу, вместе с его любимым тюрбаном.

Тем временем израненные Тазмах и Веарад по-прежнему защищали парадную дверь в дом, а Вилка и Эйнар прикрывали их от северян надвигающихся со стороны трона. В дверном проеме уже лежала гора тел, павших от копий и сабель братьев, но северяне всё лезли и лезли. Тазмах лишился глаза, а один из нападавших сломал ему руку державшую щит. Веарада ранили в живот, и он из последних сил зажимал рану. Копья они давно поломали о тела врагов и сейчас отбивались тяжелыми саблями, которые привезли со своей родины.

– Брат, их слишком много, брат! – крикнул Веарад, отрубая кисть очередному сунувшемуся в проём северянину.

– Надо. Держать. Дверь, – прорычал Тазмах, мощным пинком выкидывая раненного его братом из дома.

– Значит, будем держаться, брат, – ответил ему Веарад, и тут стрела пробила ему грудь. Он охнул и удивлённо посмотрел на улицу. Там, прямо перед дверным проемом, стояла шеренга лучников с натянутыми тетивами и целилась прямиков в братьев. Тазмах тоже их увидел. Он вздохнул, опустил красную от крови саблю и повернулся к Веараду:

– Увидимся, брат, – через мгновение рой стрел изрешетил братьев и откинул их вглубь дома, а через оставшийся без охраны проход полезли северяне.

После гибели Тазмаха и Веарада, Вилка и Эйнар продержались недолго. Они поняли, что братья пали, только когда толстяку прилетело по затылку огромной киянкой и он безжизненно рухнул на пол.

Эйнар оказался в окружении врагов и дорого продал свою жизнь. Он до последнего стоял над телом друга, и с каждым взмахом его чекана кто-то из северян погибал. За каждого убитого врага Эйнар выкрикивал имя одного из своих братьев монахов, погибших от рук северян-разведчиков несколько лет назад. Когда сразу несколько копий пронзили его тело, перед тем как испустить дух, Эйнар прошептал свою последнюю молитву:

– Возвращаюсь в лоно твоё…

Гога защищал послов до последней капли крови, но после гибели братьев у него не было шансов, несмотря на помощь дипломатов. Новичок отомстил за каждого павшего друга, прежде чем вражеский топор отсёк ему голову. После его гибели Фареодура, Пепсара и Апруса изрубили на куски, хотя они и пытались сражаться, а министр даже сразил одного противника.

Таким образом, в живых из всего отряда остались лишь Исангаст и Люциус, которых прижали к стене возле трона. Оба красные от крови с головы до ног, оба были покрыты множеством ран и оба не собирались умирать. Они внушали такой ужас окружившим их северянам, что они боялись нападать. Исангаст и Люциус словно были руками самой смерти, которыми она пожинала урожай.

Тут сквозь толпу протолкался Кардан, а следом за ним маг в маске, убивший Бринстальфа. Люциус зарычал и бросился на него, но капитан преградил ему путь мечом. Он не хотел, чтобы Люциус погиб от руки мага. Пускай он встретит смерть от оружия из стали, как и подобает воину. Это последнее, что они могли для себя выбрать. Тем временем Кардан смотрел на них с изумлением, смешанным со страхом. На секунду он уставился в заляпанное кровью лицо Исангаста и капитан ощерился своей жуткой улыбкой, которой целую вечность назад пугал беднягу Апруса. Кардан побелел от ужаса и, заикаясь, приказал типу в маске: