Проверив уведомления на телефоне, я поднимаюсь с кровати и иду на кухню. Останавливаюсь в дверном проеме и прислушиваюсь к любимым голосам, собирая волосы в высокий хвост:

— Ты видел его лицо, когда сказал, что сейчас его побьешь? — спрашивает Ласка, повернувшись к Андрею. — Ты думаешь, что все конфликты можно решать только лишь кулаками? — Она отворачивается к плите, помешивая кашу ложкой.

— Да, — хмуро бросает сын и тянется рукой к шраму на лбу.

Когда нервничает, всегда его трогает. Ну или когда обманывает. Интересно, с возрастом эта привычка пройдет? Или так и останется отличительной чертой, по которой можно будет понять, что Андрей нервничает или хитрит?

— Почему? Кто тебя этому учит?

— Он мне не нравится, — бурчит сын.

Я улыбаюсь. Улыбка — это мой безусловный рефлекс на его реакции и мимику.

— И поэтому его можно бить лопаткой и ведром? Ты правда считаешь, что это нормально? — заводится Ласка, а я закатываю глаза и протяжно вздыхаю.

Настя опять наступает на те же грабли. Ну вот зачем она поучает Андрея? Да еще таким нравоучительным тоном. Пусть лучше песни напевает веселые. Ему это больше по душе. Собственно, как и мне.

— А если бы с тобой так? Чуть что, и сразу в нос получал бы? Понравилось бы?

— Нет. — Сын трет лоб сильнее.

— Я скоро уеду. Надолго. А ты за мамой приглядывай и веди себя хорошо. Договорились? И больше никого не обижай. Пожалуйста.

Андрей сидит насупленный в кресле и смотрит в окно. Такой взрослый, когда хмурится.

— Нет. — Он становится еще мрачнее, а я широко улыбаюсь. — Не договорились.

Так он напоминает характером одного человека, с которым в прошлом у меня были отношения и которого я почему-то очень часто вспоминаю в последнее время… Или такие параллели провожу, потому что представляю, что Андрей — сын Багдасарова, не знаю.

— Доброе утро. — Я подхожу к маленькому бедокуру и целую его в черную макушку.

— Привет, мам, — тут же отзывается Андрей и протягивает руки, чтобы обняться. — А Ласка обидела меня, — тихо шепчет на ухо. — Сказала, если буду драться, то она отнесет меня на мусорку, — говорит он намеренно громче, чтобы Ласка услышала.

— Что? — Настя с грохотом откладывает ложку на тарелку и недовольно щурится.

— Правда, мам. Клянусь. Давай ее накажем за это? Поставь Настю в угол.

Я отворачиваюсь, потому что не могу удержаться от улыбки.

— Алёна! — строго произносит Ласка, выключая плиту. — Корми его сама. Всё! Я в офис. Он на тебе.

— На-асть... У меня сегодня важная встреча. — Веселье тут же сходит на нет.

— С собой его возьми. А по дороге в мусорку загляните. Да, Андрюш?

— Нет, — опять хмурится негодник.

Я слабовольно думаю сделать так же, как Ласка пару минут назад: отчитать Андрея за его поведение и ябедничество, но тут же беру себя в руки. Ладно. Есть запасной вариант. Таня. Пока я буду у руководства благотворительного фонда «Загадай желание», она погуляет с Андреем на улице. До первого мусорного бака.

Замечаю, как лицо Насти багровеет, когда она проходит мимо довольного хулигана, который снова одержал над Лаской победу. Боже, ну в кого он такой вредный и настырный? Неужели и правда гены? Если я что-то в голову себе вобью, то всё, бесполезно. Ничем не вышибешь эти мысли. Хотя Димка такой же. И отец был с характером. Порода.

После завтрака я возвращаюсь в спальню и собираюсь на встречу, одеваю Андрея, и мы спускаемся вниз. Он причитает, что хочет остаться дома или гулять на площадке. Приходится потратить еще десять минут на уговоры. К счастью, успешные. Затем я звоню Ульяновой и прошу присмотреть за проказником, пока сама схожу с нашим бизнес-планом к некой Дине Сергеевне.