Я выдыхаю, не зная, что ей ответить. Лишь снова прижимаю девочку к себе и целую в висок, чувствуя подкативший к горлу ком.

Через пятнадцать минут мы выходим из ванной. Я сушу волосы малышки, ежеминутно представляя, как Галина бьёт эту девочку. Такую послушную и умную. Несмотря на жестокое обращение к себе, Алиса плохо о своей матери не отзывается. Но я отчётливо ощущаю обиду в голосе малышки, когда она говорит о Галине.

Боже… Ну как можно бить собственного ребенка? И за что ее можно ругать?

– Я проснулась рано. Поэтому спать хочу, – говорит малышка, когда я укрываю ее одеялом. – Можем погулять во дворе, когда я проснусь? И рисовать! Хочу ваш сад нарисовать!

– Конечно, – отвечаю с улыбкой. – Я же знаю, как ты любишь рисовать. Даже помогу тебе. Хочешь?

– Хочу!

Я снова утыкаюсь носом в ее ароматную макушку. Целую в щеку и, пожелав сладких снов, выхожу из комнаты.

Спускаюсь в холл, слыша крики мужа. Нет, кричит он не в гостиной, а в своем кабинете, однако его голос доносится аж до второго этажа.

– Что случилось? – спрашиваю у Галины, которая, прижав телефон к уху, идёт в коридор.

– С другом ссорится, – равнодушно пожимает она плечами. – Кажется, он продал свою долю в компании.

– Калинский?

– Угу. – Потеряв ко мне интерес, золовка обращается к своему собеседнику: – Да, я на линии, Свет. Так что, встречаемся завтра?

Галина идёт к двери, выходит во двор. А мне хочется догнать ее, сжать горло, как часто делает ее брат со мной, и потребовать от нее объяснений… Получить ответ на один-единственный вопрос: как мать может бить своего ребенка?

Но вспомнив умоляющий взгляд Алисы и ее просьбу ничего не говорить матери, я одергиваю себя и иду в кабинет мужа. Я часто так делаю, когда он зол. Жду, когда он начнет на меня орать, а иногда и выпускать пар с моей помощью… Поднимет на меня руку, например, или наговорит гадостей…

Это мое наказание. За совершенную несколько лет назад ошибку . Ещё тогда надо было наплевать на будущее всех близких и думать только о себе. Я поняла это после потери ребенка. Потому что всегда понимала: если бы не мое неверное решение, я бы никогда не лишилась дочери. И, возможно, жила бы с любимым мужчиной долго и счастливо. Пусть и небогато. Пусть без родных, без их поддержки…

– Гриша… – Я смотрю на бумаги на полу и разбитую кружку, а потом поднимаю взгляд на мужа. – Что происходит? Ты чего психуешь?

– Тебе так интересно? – За два шага он оказывается рядом. Захлопывает дверь и толкает меня к стене, скалой нависает надо мной. – Действительно хочешь знать, что случилось?

Каждое слово он выплёвывает сквозь стиснутые зубы, глядя на меня убивающим взглядом. Со злостью и ненавистью!

– Хочу, конечно! – Вздернув подбородок, смотрю на него в упор. – Почему бы и нет? И прекрати на меня так смотреть… Будто я причина всех твоих бед. Будто я убила всех твоих родных и близких.

Мне невесело. Я скорее тоже выпускаю пар, сказав такой бред. Высказываюсь, хоть немного опустошая душу.

Гриша прекрасно знает, что я никогда его не любила. Никогда не испытывала к нему каких-либо чувств, кроме ненависти и отвращения. Поэтому и бесится. Хочет увидеть то, чего во мне нет. Любовь.

И даже сейчас я понимаю, что он хочет от меня поддержки. Хоть каких-то слов, которые позволят ему расслабиться. Но в тоже время он прекрасно знает: я никогда не дам ему желаемого.

– Калинский… Он больше не мой партнёр. – Муж отходит и зарывается пальцами в волосы. Не прекращает смотреть на меня. – Он больше мне не друг.

Странно и очень неожиданно. Потому что с Пашей Калинским они дружат больше двадцати лет. Я бы никогда в жизни не подумала, что он сможет так поступить.