В доме отца я всего неделю, и кредитную карту, которую он мне сунул в первый же день, как забрал из квартиры бабушки, я не трогала и трогать не собираюсь. Гардероб у меня с собой тот, что привезла из дома.

Надеваю голубой сарафан, босоножки на плоской подошве и понимаю: так выходить за ворота нельзя. Выгляжу школьницей. Совсем не солидно. Приходится накрасить ресницы, подвести глаза, нанести блеск на губы, поднять волосы в высокий хвост и надеть босоножки на платформе. Да, так лучше. В зеркале отражается взрослая, уверенная в себе девушка.

Я выхожу из комнаты.

Даже в коридоре слышен храп. Ура! Вроде гости уснули. Сбегаю по лестнице и покидаю шикарный дом, в котором никогда не приживусь. Отец – чужой мне человек. Я его увидела впервые три недели назад, после похорон бабули. До этого считала, что он лётчик-испытатель, который погиб, а оказалось… Он жив, здоров, богат и тоже обо мне знать не знал, пока не получил бабулино письмо.

Тёмная и запутанная история, разбираться в которой я не хочу. Открываю калитку и выхожу за территорию особняка, намереваясь пешком дойти до остановки. Она тут есть. Только надо пройти через весь этот элитный коттеджный посёлок, чтобы выйти на трассу, а там на маршрутке до метро.

Иду и наслаждаюсь, строю планы, любуюсь пейзажем, никого не трогаю. Минут пять. А потом сзади раздаётся рёв мотоциклов, а за ним я вижу и адские машины – ровно три штуки, – которые начинают меня атаковать.

Нет-нет, не чтобы сбить, а проявить не нужное мне внимание. Один преграждает дорогу, заехав на тротуар, второй блокирует проезжую часть, ну а третий перекрывает отступление. Становится страшно. Неприятная горечь наполняет рот. Я никогда раньше не оказывалась в такой ситуации.

Тот, что впереди, снимает шлем, дерзко ухмыляется и присвистывает:

– Ух, какая цыпа! – говорит развязно и свысока, как будто король жизни, а сам – малолетка.

На вид – мой ровесник, не старше. И наверняка сидит на родительской шее, а понтов то, понтов… Мажор дурацкий!

Игнорирую придурка и пытаюсь протиснуться между его и стоящим сбоку мотоциклом, но меня хватают за руку.

– Не так быстро, милая. С работы идёшь? – говорит второй парень и крепче сжимает руку.

Он тоже снял шлем, демонстрируя худое лицо с острым носом. Этому на вид лет ещё меньше. И мне становиться ещё страшнее. Малолетки же совсем отморозки – это известный факт. А главное, хоть и белый день, на улице пусто. Жители посёлка – богатые деловые люди – в это время или работают, или спят, или вообще загорают под пальмами! Даже если буду кричать, никто не услышит.

Меня начинает пробирать озноб.

– Пустите! – отчаянно прошу, стараясь не стучать зубами, и пытаюсь вырвать руку из цепких лап.

Но это малолеток только распаляет. Улыбки превращаются в глумливые оскалы.

– Да ты чё такая шуганная? Новенькая, что ли? На кого работаешь? – спрашивает первый и тянет руку, пытаясь ухватить меня за подбородок.

Кошмар какой! Это не элитный посёлок, а какая-то тёмная подворотня!

– Поехали с нами, детка, деньгами не обидим, – подключается к уговорам второй.

И до меня вдруг доходит, что парни принимают меня за работницу одного из домов. А может, даже и не просто горничную, а за проститутку? Боже! Горло сдавливает спазм, и я чувствую, как подступают слезы. Только не реветь! Таких это не разжалобит, а наоборот – раззадорит.

– Я тут живу в доме номер двадцать три у Евгения Ливнева. Я не обслуга! – хриплю из последних сил и щёлкаю зубами, когда самый деловой опять тянет руку к моему лицу.

– Да что ты говоришь? Никогда не поверю, что у банкира Ливнева родственники одеваются на рынке! – гогочет сбоку парень с худым лицом.