Все это требовало хорошей профессиональной подготовке расчетов орудий, и, надо сказать, они с честью выполняли свою работу. Особое спасибо офицерам, работавшим на огневых позициях – старшему лейтенанту Смирнову и старшему лейтенанту Зорину. Согласно правилам стрельбы, разрывы снарядов должны быть не ближе 400 метров от своих войск. В наших случаях расстояние сокращалось до 50—100 метров. Риск был велик, но практически во всех случаях оправдан – это позволило сохранить много человеческих жизней в тех случаях, когда опорные пункты пехота брала штурмом. Наблюдая, как на их глазах неизвестно откуда прилетал снаряд и падал точно в цель, солдаты-пехотинцы выражали восторг и одобрение.

Конечно, не все складывалось благополучно. Один раз наблюдательный пункт, где находился командир 2-й САБ, засекли

Лучшие сыны артиллерии 119 полка ВДВ

дудаевцы, и лишь по чистой случайности, от взрыва гранаты, выпущенной из гранатомета, никто не пострадал. Дудаевцы охотились за корректировщиками, так как артиллерия приносила им большие потери. Вот что рассказал командир роты старший лейтенант Федянин. На его участке стала появляться старушка лет 70-ти. Она появлялась с детской коляской во время перерыва между боями и заходила в дом напротив. Поначалу этому не придали значения. Старушка как старушка, живет там, наверное, пожитки ищет. Но потом из этого дома все чаще стали раздаваться автоматные очереди. После чистки дома от дудаевцев увидели коляску, а в ней патроны и гранаты к гранатомету. Оказывается, бабуля носила им боеприпасы

Первые потери, на этот раз раненый

Прошло уже больше половины месяца, а мы все еще стоим на месте. Будет ли приказ о наступлении, неизвестно. Еще достаточно холодно хорошо, что привезли буржуйки. Хоть какое то тепло. Большая напряжёнка с питьевой водой, об умывании и думать не приходиться. Недалеко от вокзала на разбитом складе бойцы раздобыли трехлитровые банки виноградного сока, этим пока и спасаемся. Но как говориться человек – это такое существо, которое привыкает ко всему. И мы за время пребывания уже чувствуем себя почти как дома.

Вчера около полудня нас обстреляли из миномета, судя по воронкам, калибра 82 мм. Выстрелить в ответ успели три раза но, скорее всего, миномет был установлен на машине, которая скрылась из-под обстрела. Разрывы легли недалеко от штаба, в метрах 20—40, в месте скопления техники. У меня там стоял на посту младший сержант Кузнецов. Я быстро оделся, спать приходилось с утра до обеда, ночь уходила на проверку постов, и побежал к месту, куда упали мины. Подбегая, увидел, что он сидит возле одной из машин и машет мне рукой. На бегу кричу: «Живой?». Он отвечает спокойным голосом: “ Живой! Только немного оглушило, в голове гудит». Я ему: – “ Давай я тебя поменяю, ляжешь отдохнешь». А он: – «Не надо, все нормально. Сейчас пройдет». А у меня на душе радость, какие ребята хорошие попались. На этом обстрел не прекратился, дня через два все повторилось. Но на этот раз недолеты. Складывалось впечатление, что кто-то навел на нас дудаевцев, и они знают расположение штаба. Необходимо было усилить бдительность по охране штаба. Я построил личный состав и стал проводить инструктаж об изменениях в несении постовой службы.

Вдруг над нашими головами раздался оглушительный взрыв. Мина угодила в окно второго этажа, где находилась комната командира сводного батальона Глебова и начальника артиллерии Орехов. Тут же выбежал командир, весь в побелке и говорит, что на верху остался младший сержант Савельев из моего взвода. Я побежал туда. Наружная стена дома, большей частью разрушена, уцелевшие стены, посечены осколками. Дверь от удара взрывной волны была открыта в обратную сторону. Савельев сидит у печки, из которой валит дым. Во время взрыва его ударило дверью по голове и оглушило. «Это все мелочи. Главное – живой остался» – отвечает он. Мне нечего было добавить, он был абсолютно прав. Как все-таки тонка человеческая нить жизни. Ты живешь, но в один прекрасный момент может все прерваться.