Жизнь Домны редко шла обычными маршрутами и Даниэль не был простым человеком, так что проведя с ним десять лет, сама она до неузнаваемости изменилась, покрылась тонкой прозрачной несмываемой бронёй. Домна приготовилась.

Кабинетик Правищевой был так мал, что на входе, пропуская гостей, Анисия оказалась втиснутой между Фролом и столом. Всем пришлось угнездиться на неудобных стульях, иначе создавалась иллюзия переполненного вагона метро.

– Я особенно радуюсь, что вы так молоды, – Веста Самуиловна длинно посмотрела на Фрола. – Детскому саду нужны молодые сотрудники.

Домна отметила про себя насколько ему это неприятно. Он растянул губы в вежливой улыбке, но глаза его мерцали холодной сталью – его молчание вынуждало заведующую говорить.

– Работа ведь не лёгкая. Переработки постоянно бывают. Девочки болеют. Сменного воспитателя нет, но при этом у нас полный штат. Если хоть одна из девочек заболеет, её напарнице придётся работать по двенадцать часов. – В глазах Весты Самуиловны мелькнуло столько самодовольства, что Домне на секунду показалось – речь про дом терпимости. Бледность и выражение глаз Анисии сказали ей, что она недалека от истины.

– Я слышал, здесь всё в рамках закона. – Уронил Фрол.

Весту Самуиловну передёрнуло.

– Ах, у нас же утренник! – Спохватилась Правищева. – Анисия Сергеевна, что же вы здесь делаете? Вечно вы меня подводите.

– Я хочу посмотреть утренник, – вклинился Фрол. В отличие от грузной Правищевой, он с легкостью перегнулся через стол и накрыл ладонью руку заведующей. Она зарделась.

– Почему нет? – пробормотала она.

Проходя по устланным длинными старыми половиками коридорам, Домна отметила, что и дети и воспитатели ходят в сменной обуви, в то время как Фрол и она прохаживаются во всём уличном. Лестнице на второй этаж тоже покрывала одна из выцветших дорожек дореволюционных времён: Домнин порыв разуться так и остался порывом – пройтись здесь в одних лишь колготках она бы не решилась.

Музыкальный зал, задрапированный мутно-зелёным, представлял собой комнату размером приблизительно пять на шесть метров, с большой вульгарной люстрой в центре потолка. При первом рассмотрении могло показаться, что злоумышленник-декоратор специально выбрал для отделки детского помещения именно такой вот странный оттенок зелёного, чтобы этот цвет придавал коже всех присутствующих болезненный оттенок.

Стало очевидно вдруг – Анисия не случайно выбрала цвет и ткань своего платья – в ярком жёстком свете энергосберегающих ламп руки и лицо грустной воспитательницы выглядела ещё бледнее, глянцевые при естественном освещении волосы смотрелись простовато-чёрными, зато платье производило ложное впечатление дорогого шёлка. Домна, бесчувственная к толпе посторонних и незнакомым детям, проводила долгим взглядом стройный силуэт Анисии Сергеевны.

Зал имел два противолежащих входа и оба они приводили посетителя к длинному просиженному дивану, в центральную часть которого уже плюхнулась довольная жизнью заведующая. Шебутные мамочки быстро заняли все места, и принялись рассматривать бумажные украшения зала, а пуще того искать недостатки во внешности Анисии, как косвенные доказательства её обжорства, некомпетентности или беременности на худой конец – для сплетен сгодится всё, что угодно. Фрол встал возле Домны, и в эту же минуту музыкальная работница так резко взяла аккорд на пианино, что оба едва удержались, чтобы не заорать на неё благим матом.

– Здравствуйте ребята! Здравствуйте, дорогие родители! – На полной громкости восклицала деревянная от напряжения Анисия. Пока поднимались по лестнице, она ухитрилась мазнуть губы яркой помадой, широко неискренне улыбалась и была похожа на неизлечимо больную чахоткой актрису, дающую последний, полный плохой драмы, концерт. Фрол смотрел не отрываясь.