В последующие дни по всему университету разгорелась бурная дискуссия. Научное сообщество, как никогда ранее, оказалось разделённым на два лагеря: тех, кто верил в необъятные возможности научного прорыва Виктора Павлова, и тех, кто смотрел на предстоящие исследования с недоверием и скептицизмом.

– Мы стоим на пороге революции в понимании разума. Этот прорыв откроет нам путь к исцелению множества неврологических и психических заболеваний, – с энтузиазмом обсуждал профессор Игнатов, известный своей открытостью к новым идеям.

В ответ на его комментарий профессор Ларина, со скептицизмом взирающая на последние разработки, заметила:

– Но по какой цене? Мы играем с силами, которые ещё полностью не понимаем. Границы между человеком и машиной стираются, и мы должны быть готовы к непредвиденным и, возможно, нежелательным последствиям.

Эти дискуссии распространились в аудитории, в лаборатории и даже за их пределами, превратив каждое кафе и уголок кампуса в арену для оживлённых споров. Студенты, вдохновлённые перспективами, о которых докладывал Виктор, с нетерпением обсуждали, как эти исследования могут изменить будущее технологий и медицины.

– Представьте мир, где парализованные снова могут ходить, используя экзоскелеты, управляемые только силой мысли! – мечтательно говорил один из студентов, подчёркивая потенциал искусственного интеллекта в медицине.

Однако среди студенческого энтузиазма присутствовала и осторожность.

– Но что, если в процессе мы потеряем самих себя? Как определить грань между улучшением жизни и потерей человечности? – размышлял другой студент, выражая опасения, разделяемые многими.

Даже внутри лаборатории Виктора, где команда работала над реализацией его идей, не все разделяли его оптимизм. Некоторые коллеги беспокоились, действительно ли они готовы столкнуться с этическими и моральными вопросами, которые неизбежно возникнут в результате их исследований.

В этой сложной атмосфере, где переплетались страсть к открытиям и страх перед неизвестным, Виктор Павлов остался непоколебим. Он верил, что наука найдёт ответы на эти вызовы и что его миссия – проложить дорогу к этим ответам, несмотря ни на что.

Тем не менее, даже несгибаемая уверенность Виктора не могла полностью отгородить его от нарастающего ощущения давления. Первые признаки противостояния наметились, когда в кабинет Виктора дошли слухи о нарастающих обсуждениях в Высшем Консорциуме, направленных против его проектов. Казалось, что его мечта о свободе исследования сталкивается с холодным фронтом контроля и осторожности со стороны Высшего Консорциума.

На одном из собраний, где представители Высшего Консорциума вынесли на обсуждение последнее исследование Виктора, тон его голоса застыл от невозмутимой решимости:

– Предположения и идеи, на которых основаны эти исследования, – начал представитель Высшего Консорциума, критически осмотрев документы, – могут угрожать устоявшимся нормам и представлениям об искусственном интеллекте.

Виктор, стоя перед всеми, почувствовал, как воздух в комнате стал похож на лёд. Его работа, его стремление, всё, что он видел возможным, стало предметом осуждения. Это был момент, когда он понял, что сила Высшего Консорциума может стать настоящим препятствием его научного поиска.

– Развитие требует свободы и риска, – спокойно, но твёрдо возразил Виктор, – без принятия вызова мы будем застывать на месте, погребая жажду открытий под страхом возможных рисков.

Выступление Виктора вызвало неподдельное удивление у присутствующих, так как мало кто осмеливался столь открыто выражать несогласие с Высшим Консорциумом. Его слова, пронизанные страстью и убеждением, создали волну поддержки среди коллег – и одновременно волну осторожности среди представителей Высшего Консорциума.