Единственными утешениями были бесконечные прогулки по базарам и паркам с аттракционами, которых в Анапе были десятки; неограниченный шведский стол.

А так, если говорить совсем честно, оглядываясь назад, на те события, я бы выбрал двадцать дней строительства, рыбалки, купаний и даже копания картошки с обедами из вермишели быстрого приготовления и колбасы, нежели этот санаторий и этот пляж, что напоминал общественный туалет.

Далее, в седьмом классе, двенадцать-тринадцать лет, особо ничего нового со здоровьем у меня не происходило, все так же ходил на обычную физру в обычной школе, посещал секцию трудов, работал на токарном станке, делал различные работы из дерева и бересты. Отношение в школе и в классе ко мне было обыденным, прихрамываю, ну и ладно, с кем не бывает, особо никто не дразнил. Учился почти на хорошиста, была лишь одна тройка по русскому языку, но, правда, школа сельская, слабая.

Ещё то время можно охарактеризовать очень простой и интересной фразой – у меня тогда были друзья. Да, были друзья, звучит глупо, с одной стороны, с другой же – тот кровавый след и то озеро пота, что я после себя оставил, лишили меня именно этого. В будущем друзей у меня не было, и для меня это было данностью, обыденностью той дороги, что я выбрал, её непомерной крутизной.

Зимой седьмого класса я все так же поехал в «Лозым», санаторий, что находился в районе 120 км от места моего проживания. Лечили меня там так же, как и всегда: массаж, парафин, физиопроцедуры, ЛФК. На диагнозы рассеянный склероз, гипомиелинизация, лейкодистрофия я никакого внимания не обращал, ибо совершенно не понимал, что они значат. Не осознавал того, что это довольно часто нейродегенеративные заболевания с очень тяжёлыми последствиями для пациента. Последствиями в виде тяжёлой инвалидизации, глубоких парезов, плегии, слабоумия, слепоты и даже смерти.

В этом санатории в тот же год на меня впервые и единственный раз примерили костюм, такой метод реабилитации. Этот костюм называют по-разному, у него далеко не одна модель, я же называю его «костюм космонавтов». Его впервые создали ещё во времена СССР и использовали его для реабилитации космонавтов. Все дело в том, что когда человек находится в космосе, без сил гравитации более суток, наш головной мозг, особенно его верхние элементы, отвечающие за сложносоставные движения и баланс, не получают нужных стимулов и переобучаются, деградируют; в них крайне активно протекают процессы нейросетевого дарвинизма, и так как корректных стимулов нет, ничего хорошего не получится. У космонавта в прямом смысле этого слова развивается атаксия, и он теряет способность стоять на своих двоих ногах и ходить. Вот, и для решения этой самой проблемы во времена холодной войны и «звёздных войн» этот костюм и был создан.

Представлял он из себя жёсткую джинсовую ткань, перетянутую резиновыми жгутами с ещё одним слоем ткани выше, также выполненной с креплениями для жгутов и придающей конструкции ещё жёсткости. Состоял костюм из четырех основных компонентов: тело, шорты, наколенники, крепления стоп. В прямом смысле этого слова он натягивался на тело и крепился как корсет, даже если бы пациент хотел его снять, одному сделать это сложно. Затем между элементами костюма натягивали резиновые жгуты, вариаций, с которыми они могли бы быть натянуты, было далеко не одна. Весь костюм представлял из себя десятки различных вариаций натягивания резиновых жгутов в зависимости от того, какие проблемы пациент испытывает и в какой части мышечная ткань работает некорректно, происходит атаксия, парезы, спастика. Использовался костюм в основном для тренировки просевших мышц и решения проблем со спастикой, атаксией, мышечной слабостью, он фактически учил пациента стоять и ходить.