– А кем ей приходился Лавров? – спросила я.

– Он был шофером у ее отца. Она ведь не из простой, из номенклатурной семьи. Детство провела за границей, знала иностранные языки. Отца, работавшего в торгпредстве, расстреляли в тридцать девятом за растрату, мать покончила с собой. Георгина после ее смерти попала в детский дом. С Лавровым они встретились в сорок втором. Ему, в отличие от шефа, повезло. Его не тронули, только уволили с работы. Лавров пригласил Георгину к себе, накормил, обогрел. За чашкой чая вспомнили прошлое. На тот момент ей едва исполнилось семнадцать. Но, несмотря на столь юный возраст, именно она подбила Лаврова заняться настоящим делом. Конечно, они не собирались грабить вечно, только пока шла война. Как вы уже знаете, Лавров был арестован и расстрелян, а вот Георгине повезло. Когда выходила первый раз замуж, заодно вместе с фамилией сменила и имя. Стала Галиной, отчество, правда, оставила. Ей посчастливилось и со вторым замужеством: едва похоронила архитектора, как вскоре познакомилась с известным ученым. Его назначили директором института и перевели сюда.

– Так вот каким образом наша камея оказалась в антикварной лавке, – сказала Елена Сергеевна.

– У нее ведь действительно какая-то маниакальная страсть к драгоценностям. Если видела какое-нибудь понравившееся ей украшение, не могла успокоиться до тех пор, пока не становилась его владелицей. Надо признать, человек она не без способностей. Умна, обаятельна и хитра. Пока была в силах, справлялась сама. Потом ей понадобилась помощь. Правда, пришлось немного подождать, пока помощник подрастет. Им оказался приемный сын ее дочери.

– А чья дочь Ольга Арнольдовна? – поинтересовалась я. – Лаврова?

– Нет, она дочь архитектора. О делах матери и ее прошлом, как утверждает, ничего не знала и даже не догадывалась. Та тщательно оградила ее ото всего этого. Оберегала. Кстати, награбленные в годы войны сокровища Георгина все эти годы хранила в старом саквояже, который они с Лавровым прихватили во время одного из налетов у какой-то вдовы. Георгина до сих пор со смехом вспоминает, как эта женщина оказала им сопротивление.

– Наверное, этот саквояж принадлежал мужу нашей соседки Ядвиги Яковлевны, – вздохнула Елена Сергеевна. – А как эта Георгина мужьям своим объясняла происхождение своего приданого?

– Первый так ничего и не узнал, – ответил Кривицкий. – Архитектор был больше занят своими проектами и в комнату жены заглядывал редко. Да и она, если что-то и надевала, то так, по мелочам. Драгоценности вышли на свет лишь при втором супруге. Ему объяснить их существование оказалось легче: достались, мол, от предыдущего спутника жизни, который происходил из дворянской семьи, сумевшей сохранить эти сокровища и после революции.

Мы ненадолго замолчали. Первой молчание нарушила Елена Сергеевна.

– И что же теперь с ней будет? – робко спросила она внука.

– Пока не знаю, – ответил он. – Сейчас идет следствие. Уж слишком это непростая история. Дело осложняется еще и тем, что свидетелей, проходивших по кражам, учиненным бандой Лаврова, в живых уже не осталось. Что же касается последних преступлений, то они были совершены руками Георгия и его подельника. Она лишь была их идейной вдохновительницей.

– Но как вы заподозрили Георгину? – задала занимавший меня вопрос я.

– Я собирался провести отпуск у моей дорогой бабули, – сказал Кривицкий и улыбнулся Елене Сергеевне. – Незадолго до моего приезда она сообщила мне сногсшибательную новость по поводу обнаружения фамильной реликвии в антикварном магазине. К подобным событиям я всегда отношусь с настороженностью, ибо ничто не исчезает в никуда и не появляется из ниоткуда, так вы, кажется, однажды сказали?