– Надеюсь, вы удовлетворены сделанным. И все же я еще раз повторю: я верю в магию творчества, а не в магию.

– О, да, – усмехнулся он. – Как там у Мережковского? «Чудес больше нет. Магия – вздор. Глупы те, кто в нее верит».

Он насмешливо посмотрел на меня.

– Вы забыли еще одну фразу, – сказала я. – «Но если ты хочешь быть обманутым…»

Я открыла дверь и ушла.

На следующее утро, собирая вещи, я включила телевизор и неожиданно услышала:

– Вчера ночью в нашем городе, – произнес голос диктора, – было совершено жестокое убийство. Хозяин квартиры убит ударом ножа в сердце. Следствие прорабатывает несколько версий: в частности, смерть погибшего могла быть связана с его профессиональной деятельностью – убитый Глеб Садков не один год проработал семейным психологом. Следователи допускают, что преступление мог совершить кто-то из его клиентов, а также из числа их родственников. Преступник похитил из квартиры часы и деньги, однако не взял аметистовый перстень, который лежал на письменном столе.

Как оказалось, я приехала раньше всех. Поселили меня в просторном и довольно уютном номере, чему я несказанно удивилась и обрадовалась. Разложив вещи и переодевшись, я решила прогуляться и взглянуть на море, благо до набережной было рукой подать. Несмотря на то что солнце стояло в зените, а на небе не было ни одного облачка, набережная была полна народа: кто-то спешил купить билет на теплоход, чтобы совершить морскую экскурсию, кто-то фотографировался под сенью платана, под которым, как гласила стоявшая рядом с деревом табличка, Есенин назначал свидание Дункан, большинство же, как и я, просто прогуливалось.

Маленький пятачок пляжа, прилепившийся к одному из молов, был до отказа забит загорающими людьми, но меня нисколько не тянуло присоединиться к ним, хотя было очень жарко. Я никогда не любила и не люблю пляжи, переполненные отдыхающими, которые лежат в несколько рядов, чуть ли не на головах друг у друга. Я лишь остановилась на мгновение, чтобы взглянуть на эту разноцветную, шумную, безостановочно колыхавшуюся массу. Мне невольно вспомнились слова Марины Цветаевой, сказанные ею однажды Максимилиану Волошину, что она выйдет замуж за того, кто найдет на морском берегу и подарит ей сердолик. «Какое скромное желание, – усмехнулась про себя я. – В наши дни девушки предпочитают не простенькие камни, а нечто более стоящее и значительное».

Дойдя до конца набережной и любуясь безмятежной морской синевой, я повернула в обратную сторону и вдруг наткнулась на указатель, извещавший о том, что неподалеку, буквально в двухстах метрах, находится музей. Я искусствовед, музей – это часть не только моей работы, но и жизни, поэтому я никогда не пройду мимо него, даже если он окажется невероятно маленьким и скромным.

Музей действительно обнаружился поблизости; он располагался в доме, некогда принадлежавшем известной в городе семье, один из членов которой был композитором и учеником Римского-Корсакова. Как сообщила экскурсовод нашей группе, в этом доме в конце девятнадцатого века останавливалась королева Сербии, а кресла в музыкальном салоне принадлежали самому Шаляпину. Еще одной реликвией, которой гордился музей, было зеркало, в которое, по словам все той же экскурсоводши, неоднократно смотрелись сестры Цветаевы.

Пока члены группы толпились вокруг зеркала и заглядывали в него по очереди в надежде хоть на мгновение, но поймать тени былого, я рассмотрела отделку ножек шаляпинских кресел, затем мое внимание привлекла фигурка павлина из хризолита (моего любимого камня), стоявшая на полке камина, а потом приступила к изучению книжного шкафа, точнее, не шкафа, а его содержимого. Что поделать, но я люблю читать названия на корешках книг.