О мире и стране зашкаливал манометр.
На гостя вмиг нашла тоска,
Когда затронули идеи коммунизма.
«А жизнь и вправду коротка!» —
Сказал он напоследок афоризмом.
«Жизнь, может и кротка… —
Бубнил геолог в кружку кипятка,
Но это же не повод
В осадок выпадать, когда так молод.
Да хоть и стар. И если есть внутри запал,
Его никак ты не затушишь…»
А геофизик уже сладко спал
И представлял во сне, как лапает девчушек.
Что ни день в бурении, то препятствия…
Персоналу нужна мотивация:
Лом в скважину – провокация!
А бутылка на стол – конспирация!
Вот такая теперь ситуация!
Впереди аварии ликвидация:
Идёт десятая спуско-подъемная операция,
Результата нет, лишь бурильных труб деформация…
После серии неудач пришла информация:
Огласить приговор скважине: консервация!
Была ли Русь?
И где теперь Россия?
Чингис в истории убийца пусть…
Всему виною амнезия.
Была ли красных власть?
И где теперь Россия?
Фашистов кончилась напасть,
Когда на них обрушилась стихия!
Была бы Русь там, где сейчас Россия,
Вернулся бы Союз, а с ними истина и сила…
Но где теперь Россия?
Что за болезнь все души погубила?
Вставай страна огромная,
Во имя сына и отца,
Другим народам не покорная,
Империя из крови и свинца!
Я хочу сказать без обид,
Я хочу сказать про себя,
Что я в жизни ничего не достиг,
Что я живу, по сусекам скребя.
Когда я читаю книги,
Бесславно ушедших людей,
То я кричу в окно: эй, Шаромыги,
Держите нос и глаза веселей,
И вспомните: а когда ещё трава была так зеленей?
А на улицах тает гавно.
Ну а, мне всё равно:
В ушах играет музло,
И я живу всем назло.
Ну а, мне всё равно.
Я живу всем назло.
Время встаёт ногой на лицо,
Я теперь не иду на крыльцо,
Почесать своё третье яйцо.
А моё место в числе мертвецов,
Числа, которым нет слов и рубцов.
На камни, которых льётся вино.
И они всё равно живут всем назло.
Я увидел её первый раз в санатории,
В дурмане тухлояичного благовония.
Конфетные глаза в разные стороны хлопали,
А веснушки на бледном лице,
Как капли дождя на улице
Шлёпались.
Она улеглась мягкой щекой
на маленький кулачок
И, губы надув трубой,
Заглянула в тёмный мой уголок.
Я расчесал левый глаз до слёз,
Чтоб замести следы нервного тика
И поражён был тогда всерьёз,
А ей ничего не сказал, горемыка.
Затем мы встретились вновь
у семьи белых оленей.
И у меня задёргалась бровь
от остроты впечатлений.
Ну а дальше: прогулки в садах,
бурные споры и рассужденья.
Я только жалею, что не ходил танцевать,
Когда начиналось ночное веселье.
Я помню, однажды, спросила она:
«А плохо ли это —
Использовать человека,
без его ведома?»
И указательный пальчик
приложив к губам,
Она ожидала ответа.
«Плохо!
И чем раньше
Ты скажешь об этом,
Тем лучше будет для вас.
Потому что используют
Люди друг друга всегда…»
Как девственник вёл себя я тогда
И не думал о том, что под юбкой,
И смотрел на неё, как на чистый кристалл,
У которого чуткая хрупкость.
Правда ли что мат убивает цветы?
Я думаю, что цветам похрен.
Они сыты.
Земля, гавно, свет, вода, тепло —
Это корм.
А мат – это фуфло!
Это просто слова.
Звуки, одетые в кактусы.
Вибрации воздуха,
Которые не могут взорвать даже лампочку.
Я раньше думал, что мат меня губит,
Что мат – это борщевик,
Который захватывает и обжигает душу.
Мат – это вичка,
Которой я подгонял телят.
Мат – это мякиш хлеба,
Которым я кормил поросят.
С матом я плакал и смеялся.
С матом я засыпал и просыпался.
Я и сейчас так много матерюсь,
Что люди затыкают уши и бегут от меня.
Какой нехороший мальчик!
Эй, ты, восторженный писатель-воспитатель!
Как можно знать, как людям жить, или не жить?
Да, да я про тебя, душевный надзиратель,
Скажи, какого хуя, Рим лежит в пыли?