«Да, верно».

«Вы знаете, – добавляет она, – я заметила, что у людей часто намеренно стараются остановить дрожь, когда мы везем их в больницу. Иногда их крепко привязывают ремнями или делают укол валиума. Может, это не так уж хорошо?»

«Да, это нехорошо, – подтверждает учитель во мне. – Это может дать временное облегчение, но удерживает человека в замороженном состоянии, он застревает в произошедшем».

Она рассказывает, что недавно прошла курс «оказания первой помощи при травмах» под названием «Разбор критических инцидентов». «Они опробовали, как это работает, на нас в больнице. Пришлось говорить, что мы чувствовали после несчастного случая. Но от разговоров мне и другим парамедикам стало только хуже. Я не могла заснуть после этого. Но вы же совсем не говорили, что произошло. Вас, как мне кажется, просто трясло. И это то, что снизило пульс и кровяное давление?»

«Да», – ответил я и добавил, что это были спонтанные защитные микродвижения, которые совершали мои руки.

«Держу пари, – размышляла она, – если бы дрожь, нередко возникающую после операции, не подавляли, а дали ей пройти естественным путем, выздоровление пациента случилось бы быстрее и, возможно, даже послеоперационная боль уменьшилась бы».

«Верно», – говорю я, улыбаясь в знак согласия.

Каким бы ужасным и шокирующим ни был этот опыт, он позволил мне применить метод работы с внезапной травмой, который я разрабатывал, о котором писал и который преподавал в течение последних сорока лет. Прислушиваясь к «бессловесному голосу» тела и давая ему возможность делать то, что ему нужно; не прекращая дрожи, отслеживая внутренние ощущения, одновременно позволяя завершить реакции защиты и ориентирования; разрешая себя испытать «эмоции выживания», то есть ярость и ужас, при этом не позволяя им захватить себя, я, к счастью, остался невредимым как физически, так и эмоционально. Я испытывал не только благодарность; я испытывал чувство смирения и признательности, обнаружив, что могу использовать свой метод для собственного спасения.

В то время как некоторые способны оправиться от подобной травмы самостоятельно, многим это не дано. Десятки тысяч солдат переживают сильнейший стресс и ужасы войны. Кроме того, в мире происходят чудовищные случаи сексуального насилия и рукоприкладства. Однако многие испытали шок от гораздо более «обыденных» событий, таких как операции или инвазивные медицинские процедуры. Так, например, недавнее исследование показало: у пациентов в сфере ортопедии в 52 % случаев после операции диагностируется ПТСР.

Другие травмы включают падения, серьезные заболевания, оставленность, шокирующие или трагические новости, наблюдение насильственного действия и автомобильную аварию. Все это может привести к ПТСР. Все эти и многие другие весьма распространенные переживания потенциально травмируют. Неспособность оправиться от таких событий или получить адекватную помощь профессионалов для восстановления может привести к ПТСР – одновременно со множеством физических и эмоциональных симптомов. Мне страшно подумать, чем мог бы обернуться мой несчастный случай, если бы мне не хватило знаний или не посчастливилось получить помощь от женщины-педиатра с ее сдержанной добротой.

За последние сорок лет я разработал подход, который помогает людям справляться со многими видами травм, в том числе подобными той, что я пережил в тот февральский день, когда меня сбила машина. Этот метод в равной степени применим как непосредственно после травмы, так и много лет спустя: первый случайный клиент, о котором я пишу в главе 2, смог оправиться от травмы, произошедшей примерно за двадцать лет до наших сеансов. Соматическое переживание®, как я назвал этот метод, помогает вызывать физиологические, чувственные и аффективные состояния, позволяющие трансформировать страх и беспомощность. Это становится возможным за счет доступа к различным инстинктивным реакциям через