Херово ублажали, товарищ полковник. Хочется ляпнуть, но прикусываю язык и киваю. Первое впечатление оказалось как никогда верным. Тихушник этот Леонид. Прилетел и уже по-тихому какую-то шляпу мутит в отделе. Но ничего, и не таких кололи.

– Другое дело, Василий Геннадич.

Забираю папку с досье, клятвенно пообещав, что сделаю все возможное и невозможное в ближайшее время и покидаю кабинет начальника УВД. Вот на кой эти недомолвки и танцы с бубнами? Нет, чтобы открыто и прозрачно? Прилетел, сказал, мол, так и так. Как итог, никаких тебе перешептываний за спиной и работа делается оперативней. А то развели тут… балаган.

– Виктор Денисыч!

Торможу посреди коридора, оборачиваюсь.

Рыбкин.

– Доброе утро. С днем варенья! Счастья, здоровья и долгих лет службы, товарищ майор, – чеканит “честь отдав”, руку протягивая.

Я в растерянности пожимаю, кося взгляд на черную животину под мышкой у нашего молодого опера. Киваю:

– Про поисковых собак я слышал, но про котов… новое направление открываешь, Рыбкин? Кого еще в отряд берем? Мух, крыс, попугаев?

– А? – перекосило парня. – А-а-а, так нет! Это же Петр Митрофанович собственной персоной.

Эта собственная персона, в подтверждение слов Рыбкина, выдаёт звучное “мяу”. Тьфу ты. Я про него уже и забыл. Не обманула бабка. Брюнет с зелеными глазами и усами, как антенны. Взгляд тупой, выражение морды крайней степени ленивости. Бесполезное черное существо. Где тут порода?

– Быстро ты, однако, Рыбкин. Так держать.

Может, зря мы его гоняем? Людей, конечно, искать – не котов выслеживать, там мозгов поболее надо будет, но сработал оперативно. Надо Ивану отдать должное. Шоколадную медальку ему купить, что ли?

– А то. Вот только куда мне его?

– Ты у меня спрашиваешь?

– Ну, так…

– Жди. Сейчас бабка наверняка явится. Или вон, в дежурку сдай Лехе. Тебя ждут свидетели по вчерашнему угону. Вместе с Герычем поедете на допрос.

– Будет сделано. А вы это, подпись черканете, Виктор Денисыч? Дело надо закрыть.

– А ты его успел открыть, что ли? Рыбкин, блть, плюс сотня к карме тебе за бдительность и рвение помогать обездоленным, конечно, но мне реально в делах еще только кота этого не хватало!

– Так заявление же есть, как не открыть-то?

– Заявление съесть. Все, я пошел.

Детский сад какой-то! Или я сегодня сильно нервный, или все вокруг сегодня сильно раздражающие и отупевшие. Вероятней всего, первое. Это все недосып и Кулагина. Кулагина и недосып. Всю ночь в башке варил нашу встречу. Взгляд ее этот – пронзающий обидой. Смешно. Цепанула, зараза, с пол-оборота. Было бы гораздо проще, если бы она взяла и снова куда-нибудь свалила. Молча. Не мозолила нервы и глаза. Потому что ситуация, когда я, первым делом, выходя из дома, начинаю ощупывать взглядом периметр в надежде увидеть ее заносчивую задницу – вышибает уже сейчас. Мне это не нравится. Я так больше не хочу.

Все, на хер. Минимум пересечений и морда тяпкой. Наши дорожки десять лет назад разошлись, и обратно на эти американские горки запрыгивать не вижу смысла. Удовлетворить свои мужские порывы я способен и без участия Кулагиной. В крайнем случае, у меня вон, Столярова и еще с десяток таких есть. Ну и что, что в разы не так торкает, как с ней?

Первую половину дня закапываюсь в нудную бумажную работу, закрывая накопившиеся висяки. Терпеть подобное не могу, просиживать штаны с ручкой в руках – совсем не мой формат. Взвыть хочется. Мне бы в поля, в гущу событий, чтобы кровь кипела, а не вот это все “буквенно-письменное”. Поэтому, когда в районе двенадцати поступает в дежурку вызов, а патруля свободного не находится, подрываюсь вместе с Герычем. Очередные семейные разборки в царстве “синьки” – все стабильно.