Вся территория огорожена белым каменным забором, и мне не удалось найти ни одной лазейки – а перелезть через высоченные пики на самом верху, по крайней мере, сейчас, точно не получится. Я пыталась выйти за ворота, но, как и ожидалось, мордовороты на входе молча перегородили мне дорогу. К тому же, меня очень быстро нашла Амина, и жизнерадостно расхваливая прелести Дубая, потащила меня в теплицу с розами.

– Амин. Ты ведь уже знаешь, что я должна стать второй женой твоего господина. И ты совсем не ревнуешь? – спрашиваю осторожно, и тут же вспоминаю рассвирепевшую Лазим.

– Я не могу пойти против воли господина. – Амина со вздохом обрезает нижние листочки у стебля и поднимает на меня глаза, – одно знаю точно. Я была бы счастлива быть третьей и даже четвертой женой, если бы это было возможно. Но моя участь слишком печальна, мой господин никогда не сделает меня своей женой. Но даже так я готова вечно служить ему, Аин. Ты просто не понимаешь, как тебе повезло.

–Да уж. Повезло несказанно. – Я не скрываю сарказма. – Но я пленница, которой чужды ваши традиции. Все, о чем я мечтаю, это вернуться домой.

– Да, это печально. Но я тебя понимаю. – Согласно кивает Амина, но я не слышу в ее голосе ни грамма сочувствия, – но раз так случилось, ты должна подчиниться воле Аллаха. Тебя здесь никто не обидит.

– Я православная, Амина! Ох, чтоб тебя! – в сердцах восклицаю я и выбегаю из теплицы.

Хочу разрыдаться, но не могу себе этого позволить. Не хватало еще, чтобы в таком виде меня увидела Лазим. Уверена, она откуда-нибудь подглядывает за мной и строит коварные козни в своей голове. Я не хочу быть ее врагом лишь по той причине, что и сама не планирую жить в этом месте. Но в этом доме бесполезно кому-то доказывать свою правоту. Каждый предан как собака этому арабу!

Скорее из вредности, чем от здравого смысла, я размашистым шагом подхожу к воротам и нос к носу сталкиваюсь со скучающим мордоворотом. Даже в своем традиционном одеянии он явно испекся на жаре.

– Я знаю арабский язык. Мы можем поговорить?

Араб молча хлопает водянистыми глазами, и не двигается с места.

– Ты что, немой? – я недовольно скрещиваю руки на груди, смотрю на него в упор и усмехаюсь, – тебе хозяин запретил со мной разговаривать, да? Вы тут ему, как богу поклоняетесь. Можно сказать, рабы, да?

Замечаю, как у мужчины дрогнули уголки губ. Он смерил меня пристальным, мрачным взглядом, но промолчал. Сложно представить, каким должно быть самообладание, чтобы не отреагировать на открытую провокацию.

– Мне нужно выйти на улицу, на базар. – Говорю наугад первое, что приходит в голову. Конечно, понимаю, что без паспорта у меня нет шансов что-то сделать, но, кто знает, может, меня выпустят? А там доберусь до русского консульства и попробую все объяснить. Может, повезет, и сюда приедут с проверкой, тогда и документы найдутся. Как говорится, надежда умирает последней.

– Господин не давал указаний.

Хвала небесам, я, наконец-то услышала его голос.

– А без указаний – никак? – снова молчит, и смотрит куда угодно, но не на меня, и это жутко злит, – не очень-то вы тут гостеприимны. Ты ведь прекрасно знаешь, что меня украли, ты ведь тоже соучастник? Ведь ты тоже был там, верно?

На самом деле, от страха, в тот вечер я даже не запомнила ни одного лица – все окружающее расплывалось в единое бесформенное пятно. Но он же об этом не знает. Не умеет же он читать мысли!

– Если вы попытаетесь выйти, то из вольера выпустят собак.

По без эмоциональному, спокойному тону, я поняла, что именно так и будет. Вот только я нигде не видела загона для собак и не слышала лай. Может, врет? Вот только по лицу совсем не заметно…