– А можете повторить вопрос? – просипела я, опустив глаза.

Корней Андреевич раздраженно повторил. А почему он раздражён? Потому что я на его взгляды-намёки не отреагировала? Или… ой, я же половину того, что он говорил прослушала! Он, наверное, и словами намекал: «Покажи, Севиль, себя. Вперёд! А я поставлю тебе зачёт!»

Мамочки!

– Вы готовы ответить?

На что? А, коэффициенты… ну я же учила! У-чи-ла! И вчера, и даже сегодня, вот, буквально минут пятнадцать назад повторяла, и именно эти коэффициенты я вызубрила и, более того, я их понимала. А сейчас в голове лишь эти шайтановы сиськи и, почему-то, слова песни группы «Ленинград» на ту же тему.

– А можно другой вопрос? Понимаете, я учила коэффициенты, но… – я пожала плечами.

– Другой вопрос нельзя. Подготовьтесь, и приходите через неделю, – процедил Корней Андреевич.

А не приду! – мысленно затопала я ногами. – Я сейчас-то на грани обморока, и еще раз через это мучение проходить, и в логово извращенца являться? Да ни за что!

А может… может, отмучиться сейчас? Да, неприлично, и предки меня осудят. Но я всего лишь наполовину азербайджанка, так что, может, мои предки на меня не вс время с небес смотрят, и часто закрывают глаза?

Я всего лишь покажу грудь, не более. Зато мне не нужно будет больше зубрить всю эту дрянь, то есть, термодинамику, приходить на унизительные пересдачи. И теряться, чувствуя тяжелую мужскую энергетику Корнея Андреевича мне тоже не придется. Хоп – разделась; хей – оделась; ла-ла-лей – зачёт проставлен, и я забуду всё это как постыдный сон.

Да?

Да.

– К-корней Андреевич, – я, решившись, поднялась со стула. – Я, – прикусила губу, дрожащими холодными пальцами впилась в верхнюю пуговку, чуть сминая кремовый шёлк блузки, – я… может, я… давайте, я… в общем, я тоже могу показать вам грудь! Но только показать, ладно? – я зажмурилась и, раз уж решилась, принялась расстегивать блузку. Если остановлюсь, если задумаюсь хоть на минуту, я точно в обморок грохнусь, или с визгом сбегу. – Ни на что другое я не согласна, хорошо? Я просто покажу вам, оденусь, вы поставите мне зачёт, и я уйду. Договорились?

Подруги заливаются смехом, их лица раскраснелись, Яся даже слезы утирает. А я брови хмурю осуждающе, глядя на это безобразие и воплощение предательства.

– Девушки, можно потише, – шикнули на нас с соседнего столика, и я не смогла не поддержать незнакомку, кивнула, всем видом показывая подругам, какие они невоспитанные.

А эти змеюки еще громче расхохотались, постанывая при этом.

– Если что, я вас не знаю, – буркнула я обиженно.

– Ой, умора! Как п-перестать смеят-ться? Живот уже б-болит, – всхлипывая смогла произнести Яся.

Роксана глубоко вдохнула, надула щеки, задержала дыхание, но… губы её задрожали, и они снова принялись хохотать. А на нас, кстати, уже администратор антикафе грозно смотрит!

– Девочки, блин, – шикнула я.

– Прости, – простонала Роксана. – Но это такой пипец! Севилька, ты такой чудик!

– Давайте я покажу вам сиськи за зачёт, – вытирая новую порцию слез прохохотала Ярослава.

– Я не так ему сказала!

– Угу, ты еще и раздеваться начала. Ну, Севиль! Ну, скромница!

– Ай, ну вас. Знала бы, что вы так отреагируете – в жизни бы не поделилась с вами, – я скрестила руки на груди и отвернулась к окну, окончательно разобидевшись.

– Севилька. Ну Севиль! Ладно тебе, не дуйся.

– Прости нас, дуры мы, но, – Роксана хихикнула, быстро зажала себе рот ладонью, и спустя пару секунд продолжила, – но мы просто не ожидали, что ты можешь так отжечь.

Я – ноль внимания на предательниц. Смотрю за окно, на улицу, вся скорби преисполненная. Как мне теперь в университет идти? Ветров со вторника у нас теорию разрушения будет вести и, кажется, еще один предмет. О, ужас!