Но те, кто пришел, хотя бы боролись за то, чтобы изменить ситуацию, – в отличие от тех, кто прийти не захотел. А потом придет к оппозиции – сетовать на ухудшение жизни, то есть – на следствие их же поступка.

Все почти по Жванецкому: фраза «Я не пошел на выборы, и принимаются законы, нарушающие мои права» – произносится только по частям.

Перемены в стране начнутся только тогда, когда в головах у миллионов граждан сформируется эта причинно-следственная связь: от того, как они ведут себя на выборах, прямо зависит то, как они живут.

10 января 2017 года

Летом 2015 года аналогичная попытка натолкнулась на отказ Смольного – со ссылкой на прибыльность государственного музея «Исаакиевский собор» и отсутствие в бюджете города средств на содержание федерального памятника архитектуры (при том, что РПЦ финансировать это не сможет). Перед этим петицию в интернете о сохранении Исаакия в ведении города подписали около 20 тысяч человек (к 12 января аналогичная петиция за двое суток набрала 120 тысяч голосов).

Петербургская епархия РПЦ этим решением осталась недовольна и продолжила попытки получить Исаакий, подключив, как говорят, к вопросу патриарха Кирилла И якобы на декабрьской встрече Кирилла с губернатором Георгием Полтавченко соответствующая договоренность была достигнута.

Тем не менее, считать вопрос окончательно решенным рано – в Петербурге достаточно противников передачи Исаакия церкви, аргументов у них тоже достаточно, и они твердо намерены сопротивляться.

Как известно, собор строился на средства казны Российской империи (то есть за счет всех ее граждан, как верующих, так и не верующих), всегда был государственной собственностью (до революции он, как и Эрмитаж, был в подчинении Министерства императорского двора), никогда не передавался церкви и никогда не был приходским храмом.

Уже поэтому говорить о его «возвращении» тем, кому он

никогда не принадлежал, как минимум, некорректно. К тому же, в соборе и сейчас проводятся богослужения, которым никто не препятствует – при этом Исаакиевский собор сохраняет статус государственного музея. Это во-первых.

Во-вторых, РПЦ рассматривает «церковную реституцию» как возмещение страданий, которые церковь претерпела в советские времена, и не устает напоминать о «сотнях тысяч уничтоженных, замученных и выброшенных из жизни священников, церковнослужителей и простых верующих».

Однако, именно та часть руководства РПЦ, которой «унаследовали» ее нынешние руководители из РПЦ МП, – идущая от митрополита Сергия (Старгородского), которого сталинское Политбюро сделало Патриархом в 1943 году, – была абсолютно лояльна советской власти и клеймила ее врагов. Ну и о каком правопреемстве может идти речь?

Что касается репрессированных священников, то в возмещение их страданий логично было бы озаботиться в первую очередь возвратом отнятого государством имущества их наследникам, а не возвратом имущества РПЦ.

В-третьих, от репрессий советских времен страдала не только церковь и не только верующие: репрессиям подверглись десятки миллионов людей, у большинства из них при этом было «национализировано» или реквизировано имущество. Но практически никому нынешняя власть ничего не возвращает и не собирается.

Ни наследникам тех, кто владел домами и землей до революции, ни жертвам сталинских репрессий (смехотворные «компенсации» в размере «не более 10 тысяч рублей за все имущество, включая жилые дома», не в счет), ни «раскулаченным», ни депортированным, ни отправленным в ГУЛАГ – возвращают только религиозным организациям. Ничего не возвращают «кулакам», ставшими жертвами сталинской «коллективизации», и представителям народов, подвергшихся массовым депортациям.