Понимание пришло – но поздно. Когда, с одной стороны, наступило массовое разочарование в переменах, не принесших счастья, а с другой стороны, подавляющее большинство ключевых фигур демократической революции уже не обладали никакими властными возможностями. Оказались оттеснены на второй, а то и на третий план.

Сегодня, когда ситуация во многом напоминает времена почти 30-летней давности – предшествовавшие демократической революции, – чрезвычайно важно не повторить прежних ошибок. Уже сейчас – на берегу – постараться понять, как должна выглядеть модель будущего. Россия после авторитаризма.

Начать же надо с признания простого факта: «путинская» авторитарная политическая модель – такое же развитие и продолжение ельцинской модели (а не ее чекистское искажение), как сталинский режим был не «отступлением от ленинских норм» (как нас учили), а их развитием.

Суть ельцинской модели – несменяемость власти: каковы бы ни были настроения граждан, у власти должна оставаться правящая группировка.

Та, которая «знает, как надо» и должна иметь возможность действовать, не опасаясь отстранения от власти на выборах.

Идеи, которые в начале 90-х хотела реализовать правящая группировка – «шоковая терапия» и «либерализация цен», фактическая конфискация вкладов, ваучерная приватизация, отказ государства от большинства социальных обязательств, и другие «реформы для меньшинства», – были заведомо неконкурентоспособными.

И потому для сохранения у власти носителей этих идей была построена неконкурентная, авторитарная политическая система.

Система «административного ресурса» и «управляемых выборов». Система, при которой основные телеканалы были поставлены под контроль государства. Система, при которой оппозиция была поставлена в заведомо неравные условия. Система, при которой разделение властей было заменено «президентской вертикалью» (вопреки мифу, это термин не путинской, а ельцинской эпохи, впервые озвученный в 1993-м), парламент был сделан заведомо более слабым, чем президент и правительство, а регионы (несмотря на декларируемый федерализм) поставлены в жесткую политическую и экономическую зависимость от центральной власти.

Система, при которой началась раздача государственных должностей на «кормление» в обмен на личное служение, а патриотические чувства была привязаны к идее служения лично главе государства (старая привычка путать Отечество с Его Превосходительством). При которой был создан совершенно «непрозрачный» режим, позволяющий узкой группе лиц при помощи имеющейся власти распределять собственность, а при помощи обретенной таким путем собственности получать еще большую власть.

Приход Путина – в результате операции «Наследник» – лишь закрепил и усилил эти тенденции. Постепенно добавив к ним воинствующий антилиберализм, прогрессирующее мракобесие и клерикализм, агрессивное антизападничество и отрицание ценностей демократии и прав человека как навязанных «враждебным Западом» и чуждых «национальным традициям».

Образ «непутинской» России, исходя из сказанного, понятен – для его описания ничего принципиально нового не надо изобретать. Тем более что в мире налицо множество примеров успешной реализации именно этой модели.

Ее ключевые элементы очевидны.

Конкурентная, многопартийная политическая система, с максимально простым допуском к выборам всех политических сил и кандидатов и равными возможностями как для участия в выборах, так и для донесения своих идей до граждан.

Реальное разделение властей – с усилением парламента, формированием ответственного перед ним правительства, и лишением президента большей части его гипертрофированных властных полномочий (в идеале – отказ от выбранной четверть века назад «президентской» модели в пользу парламентской, куда менее склонной к «авторитарному дрейфу»).