Сказки о разбитых сердцах не всегда рассказывают исчерпывающую историю о разбитых сердцах. Обычно они останавливаются на сюжетах безответной любви, где горящий пламенем влюблённый изнемогает в мысли и чувстве по, как принято говорить, «объекту любви», и где само пламя переливается из одного цвета в другой по мере трансформации чувства: от пунцового пламени как жаждущей плоти страсти до рыжего пламени принимающей, вдохновляющей любви. Движение такой трансформации может быть направленно в обратную сторону и в любую другую. А любовь, на которой завязывается интрига, не всегда даже безответная, по крайней мере поначалу. Но сердце бьётся не только такими сюжетами. Есть, например, ещё белая и чёрная любовь, которые редко существуют по-отдельности и чаще всего составляют одно чувство. Чёрная любовь – это ненависть.

Забитый кинозал вмещал порядка двух с половиной сотен пластилинов и пластилинок на местах и с сотню обступивших ряды, плотно прижавшихся между собой в тесной толкучке. Многие смеялись, улыбались и заметно радовались, пристально наблюдая за киноэкраном. Благодатью, которой внимала такая многочисленная аудитория, стала классическая комедия, снятая пару десятилетий назад, когда Алёша был ещё подростком, и содержащая по большей части юмор, так сказать, «насильственных недопониманий»: один ткнул другого палкой, тот упал, затем встал, осмотрелся и никого не обнаружил, потому что первый хитренько спрятался. А после – бег друг за другом! Алёша был знаком с жанром, но никогда не подумал бы, что подобный показ в сегодняшнее политически напряжённое время представит для зрителя такой интерес. В лёгком недоумении, Алёша обратился к стоящему поблизости незнакомцу:

– По чём билеты? – осведомился Алёша.

– Бесплатно, – не пожелал вступать в подробное обсуждение незнакомец.

– Бесплатно? А в чём соль?

– «Дворец» уже не в первый раз устраивает такие показы, – раскошелился на пояснения человечек – и я даже больше скажу – не только такие! В прошлом месяце они ставили классику, только всякие грустные фильмы. Теперь, видно, решили по комедиям пройтись. Но мне, если хотите, – вошёл в азарт незнакомец – наплевать, что я этот шедевр уже в пятый, пожалуй, раз смотрю: я лучше вечер на это потрачу, чем ещё раз в ту зассанную помойку пойду!

– В какую? – спросил Алёша, подождав с мгновение.

– В «Дружбу». Билеты там дешёвые, да, – проговорил тот быстро – но, в остальном, это нищая дыра, причём заплёванная. Стыдно, что такие так называемые кинотеатры у нас в городе ещё не закрыты, понимаете, за народ стыдно… А во «Дворец» я бы охотнее умереть пришёл, чем ещё раз в сторону той «Дружбы» посмотрел.

Зал заливался безумным смехом. Некоторые бесновались от удовольствия, надрывая себе горло всплесками хохота и яростно шлёпая свои бёдра и колени в преследовании нервной разрядки. Это был коллективный экстаз, неудержимый и благостный: групповая радость, так сладко вознаграждавшая её участников, и с такой горечью жалившая тех, кто оставался лишь наблюдателем.

Алёша стоял в оцепенении, его взгляд застыл на какой-то точке на киноэкране и ничего, при этом, не выражал. Взор последовательно, шагая от экрана вверх амфитеатра и по рядам, перешёл на техническую комнату, имевшую с той, которая находится в «Дружбе», схожие форму и расположение. За стеклом сидели в ряд три фигуры, напомнившие Алёше тех, кто как-то раз беседовал через окно автомобиля. Одного – того, который тогда выбежал из «Дворца» на те самые переговоры – он однозначно узнал, но оставшиеся двое были покрыты тенью. Они, правда, словно ею и были, и лишь ею. Ни черт лица, ни общего внешнего облика Алёша не разглядел, однако, как ни, казалось бы, странно, эти чёрные фигуры составляли самое ясное и осязаемое впечатление Алёши от этого вечера.