И растения здесь были странные: высокие палки с пучком листвы на самой макушке. И рядом плескалось море, темное, синее, раскинувшееся под голубым безоблачным небом. Соленое, непригодное для питья.

Проклятая земля. И вот, кажется, я покидаю ее. Даже не знаю, радоваться или плакать. С одной стороны хорошо, что меня купили и везут прочь из страны песков, с другой — купили те, кого я должна ненавидеть, и будущее мое зыбкая неизвестность.

«Что будет со мной?» – подумала я, стрельнув глазами на самого главного на корабле. Он назвался Гард. Здоровенный такой мужчина. Кулаки с мою голову. Плечи широкие, крепкие. Волосы темные, чуть вьющиеся, заплетены в косу. Его друг, что купил меня у Хасима, мне понравился больше. Красивый, синеглазый. И не менее крупный, чем Гард. Кажется, воины называли его Хок, но я могла неправильно расслышать.

Сидя на палубе, молча разглядывала корабль и плывущих на нем людей. Дружина у Гарда была ладная. Все воины молоды, крепки. Ладья тоже новая со змеем на носу. Парус в золотых прожилках, так и сияющих на полуденном солнце. И гребут слаженно, почти без усилий. Только видно, как перекатываются мышцы на обнаженных руках. Как солнце играет в длинных волосах.

Когда вдали стал таять берег Шаккарана, я осмелилась выбраться из своего закутка и посмотрела на удаляющуюся полосу земли, даже не зная, радоваться мне или печалиться. Хотя, я уже через мгновение сказала себе, что пока причин расстраиваться нет.

***********

Воины приняли меня за мальчишку, а значит вероятность того, что меня изнасилуют просто свелась к нулю, хотя она и раньше, с моим-то телосложением, была минимальной. Я была плосковата, маленького роста, из-за чего походила на мальчишку подростка. Толстые косы отстригли в Шаккаране. Хасим продал волосы, чтобы хоть что-то, как выразился он, получить за такую никчемную рабыню, как я. Кос было жаль. Единственное мое украшение. Покойная мать всегда говорила, что длинная коса, девичья гордость и краса. А у меня кроме хороших и похвастать было нечем. Мужчины они любят гладких да мягких, а я мало того, что костлявая, так еще и ростом не вышла.

- Эй, малец! – кто-то окликнул меня на общем отвлекая от горестных мыслей. Повернув голову, увидела, что Гард приближается ко мне широкими шагами пересекая палубу. Кто-то из дружины уже сменил воина на веслах.

- Ишь ты, понимает! – произнес Гард, обращаясь к себе самому, а затем вновь взглянул на меня. - Ты чего через борт перегнулся? Если вывалишься, подбирать тебя не будем, – предупредил равнодушно.

- Откуда ты? – спросил он, остановившись рядом. Я старательно прятала лицо, изображая страх, хотя изображать было нечего, я и вправду очень боялась.

- Я плохо говорю на общем, - промямлила, не поднимая глаз.

- Но ведь понимаешь что-то, - он, прищурившись рассматривал мое лицо, скрытое волосами. - Помыть тебя бы надо, - добавил насмешливо.

Я вздрогнула, просто представив себе, как меня бросают за борт, а после извлекают из воды и заставляют переодеться просто тут, на палубе ладьи. Вот и прощай твой секрет, а вместе с ним и девичья честь.

- Не люблю неряшливых, - Гард скривился, глядя на мою поношенную одежду и грязные руки, и ноги, торчавшие из широких обрезанных штанин. – Как к берегу причалим найдешь ручей и вымоешься как следует. Одежду тебе подберем, - и, еще раз мазанув взглядом по моей чумазой физиономии, отвернулся к Хоку, потеряв ко мне всякий интерес. А я и рада. Все, что угодно, лишь бы никто не трогал.

До самого вечера просидела на палубе, забившись между тюками и мечтая о том, что, когда потемнеет, справлю нужду. Живот сводило, терпеть уже моченьки не было, и я, прижав к нему ладони, пыталась безуспешно его успокоить. Все это время ладья все плыла и плыла. Давно уже не стало видно далекого берега, давно перестали кричать, следуя за судном, маленькие белые чайки. Я даже смогла забыться рваным сном, но ненадолго. А скоро к желанию облегчиться, добавилось чувство голода.