Я коснулась его лба и едва не одёрнула руку, настолько горячий был, это подхлестнуло меня пошевелиться. Найдя на полках нужное снадобье, вскипятила воду и сварила отвар из нужных трав, как это делая Сенра. Кое-чему я всё же научилась у старой знахарки, и то ладно.

Только жить в диком месте без слуг оказалось намного труднее — всё приходилось делать самой. Поставив на стол горячую плошку с отваром, повернула на свет ладони. Сжала губы, разглядывая саднящие счёсанные в кровь кисти. Надо бы смазать раны, позаботиться о себе.

Вернувшись к раненому, присела рядом на лавку, приподняв его голову, буквально ткнула край плошки в его зубы, чтобы разжал челюсти. Кархар начал делать медленные глотки один за другим, морщась и потея прямо на глазах.

— Пей всё — это поможет, — хотя с такими увечьями это казалось напрасным. Кархар, выпив всё, тяжело откинул голову на постель. Пока этого достаточно. — Хорошо. Ну вот я выполнила то, что ты просил, слышишь?

Он, конечно, не слышал, только сглотнул туго, что по горлу прокатился комом кадык, я на всякий случай отстранилась, мало ли что ему в жаре привидится. Найдя нужную мазь и налив в чашу тёплой воды, я, прикрыв найденным в старом сундуке одеялом бёдра кархара, принялась развязывать мокрый, пропитанный кровью лоскут.

Рана была жуткой, побелели от дождя рваные края кожи, хорошо, что кровь уже не сочилась так, но завтра, если он переживёт ночь, ему будет очень скверно.

Оттерев от грязи кожу вокруг увечья, я осторожно смазала самые края, конечно, её нужно было бы зашить, но я боялась, ни разу этого не делала, потому лишь накрыла рану простым полотном.

Кархар больше не хрипел, я тронула ладонью его лоб, на котором вздулись венки — поостыл, видимо, начали помогать травы. Вот только надолго ли? Хоть бы Сенра вернулась поскорее, оставаться с порождением Нутра мне не хотелось совсем.

Сейчас он слаб, но завтра вполне очухается — он уже не выглядел таким бледным, изрезанные клыками губы багровели ранами и синяками, сейчас он просто мужчина, но все равно необычный, не такой как все, очень крупный, огромный, не представляю, как я его дотащила, всё испуг, наверное, завтра я не встану.

Тёмные прямые ресницы дрогнули, что-то наподобие стона прозвучало в его горле. Я поспешила убрать руку, сама того не желая, тронув влажную чёрную прядь. Без сомнения — он красивый мужчина, с совершенным телом, с буграми мышц, словно вылитый из сплава особой породы. Только я отчетливо помнила, что за этой оболочкой сокрыта страшная сила.

Я невольно задержала взгляд, разглядывая своего мучителя. Даже сейчас на грани смерти от него веяло дикой мощью и опасностью. Крепкая длинная шея перетекала в широкие плечи, которые явно не обхватить руками. От локтей до самых кистей тянулись синие вены, к рукам хотелось прикоснуться, вложить свою кисть в эту большую ладонь с длинными пальцами и выпирающими костяшками — надёжные и, наверное, горячие, только вряд ли эти руки могут быть нежными, я помнила, как он мог сломать ими мне шею.

У него было не просто совершенное тело, он не человек — чудовище. И я знала: если он станет пытать меня, я не останусь живой. Невольно поёжилась, заталкивая совсем неуместно острое желание коснуться их, не понимая зачем.

И хотела уже отойти, но по-прежнему оставалась на месте, мой взгляд вопреки моему запрету скользнул на гладкую, рельефную покрытую испариной грудь, бесстыдно сполз вниз, туда, где косые мышцы живота уходили к паху, и проступали выпуклые под тонкой гладкой кожей вены, стекающие вниз к бёдрам.

Сама не знаю, что мной управляло — усталость или собственное любопытство, ведь я не видела голых мужчин, ко всему — кархаров, то, что я успела заметить, пока тащила его, сейчас будто назло только подожгло желание разглядеть его лучше, ведь никто меня не видит, а сам кархар тонет в недрах своей агонии. Да и почему меня должна смущать мужская нагота?