Лувуа испортил посмертную репутацию Кольбера

Какой-то удивительный рок соединил Кольбера с Лувуа. Лувуа не только еще при жизни Кольбера стал его злейшим врагом, но и сумел подпортить его посмертную репутацию. Известно, что в качестве руководителя департамента по военным делам Лувуа подталкивал главного министра к принятию разного рода строгих фискальных мер, которые сам Кольбер не одобрял. Когда же, вдобавок ко всему, удивительный каприз судьбы сделал Лувуа преемником Кольбера на посту суперинтенданта королевских построек, изящных искусств и мануфактур, чему сам Кольбер был не очень рад, Лувуа, доводя принимаемые им меры до крайности, сваливал всю ответственность за их последствия на Кольбера, хотя на самом деле ее следовало бы возложить на него самого. Ордонансы, изданные в период его руководства, по своему содержанию направлены главным образом на безжалостное ужесточение регламентов, принятых при его предшественнике, посредством новых штрафов и усиленного контроля[36]. Устарев, они, естественно, стали тяжелым бременем для производства. Следует, однако, полагать, что, будь Кольбер жив, то с его изумительным умом он позаботился бы о том, чтобы привести регламенты в соответствие с изменениями на мировом рынке. Во всяком случае, нет никакой причины предполагать, что он выступил бы против такого приноравливания, что действительно произошло при его малозначимом преемнике, причем, возможно, со ссылкой на его имя. Когда внимательно оцениваешь влияние предписаний, принятых при Кольбере, на развитие производства вплоть до конца XVIII столетия, не хочется верить своим глазам. Немудрено, что дела шли не слишком хорошо. Тем не менее историческая справедливость требует снять с Кольбера ответственность за это, переложив ее на его неспособных преемников, в первую очередь на человека, которого он ненавидел как злейшего врага своей экономической системы, возвышение которого при королевском дворе в конечном счете привело к крушению всех начинаний и замыслов Кольбера. То, что мы знаем под вводящим в заблуждение названием кольбертизм, было бы правильнее определить как система Лувуа, главным достижением которой явился перенос правил военного управления и дисциплины в сферу торговли. План Кольбера этого никак не предусматривал. К сожалению, однако, в последующее время примером для подражания стало именно его уродливое подобие[37].

Совещание Кольбера с коммерсантами

Но как бы там ни было, очевидно, что во времена Кольбера сообщение о совещании коммерсантов в целях совместного обсуждения потребностей торговли и производства не воспринималось как нечто чрезвычайное. Тем более что мы также располагаем подтвержденными сведениями об одной встрече, похожей на названную выше, и о ней мы расскажем более подробно.

Реакция Кольбера на критику (1)

В мемуарах Амело де ла Уссе[38] мы натолкнулись на следующий рассказ: «В один из дней Кольбер созвал самых значительных коммерсантов Парижа и прилегающих городов, чтобы посоветоваться с ними о средствах, которые могли бы помочь вновь оживить торговлю. Так как никто не отважился высказаться, министр спросил: “Господа, вы немы?” “Нет, Ваша милость, – возразил представитель города Орлеана по имени Хацон, человек большого ума, – но мы опасаемся обидеть Вашу милость, если по неосторожности скажем то, что Вам будет не по нраву”. “Говорите без опаски, – ответил министр, – тот из вас, кто будет со мной наиболее откровенен, станет самым лучшим слугой короля и моим лучшим другом”. Вслед за этим слово взял Хацон и сказал: “Ваша милость, поскольку Вы призываете нас к этому и обещаете, что не воспримете как оскорбление то, что мы, почитая за оказанную нам честь, Вам предложим, то я откровенно скажу: заняв Ваш пост, Вы нашли повозку опрокинутой и что Вы ее приподняли, чтобы перевернуть ее на другую сторону”. Эти слова разгневали Кольбера и он выкрикнул: “Что Вы такое говорите, мой друг?” “Ваша милость, – произнес в ответ Хацон, – покорнейше прошу о прощении за то, что я был столь безумен, что положился на Ваше слово; более я ничего говорить не стану”. Вслед за этим министр призвал других собравшихся высказаться, однако никто больше не пожелал открыть рта, и тем самым обсуждение было закончено».