В исправительных колониях России сейчас содержится чуть более 550 000 человек. Из них по статьям, связанным с наркотиками, отбывает наказание около 138 000. Это – статистика Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН), и она крайне сомнительна. Дело в том, что ФСИН учитывает осужденных в качестве отбывающих наказание за наркотические преступления только в тех случаях, когда эти преступления основные, то есть указаны первыми в приговоре. Если человек осужден, к примеру, за кражу и хранение наркотиков, он в показателях ФСИН указан как отбывающий наказание за кражу.

Но и приведенный показатель крайне велик. Это очень много – почти 25 % общего числа осужденных. Аналогичные данные применительно к лишенным свободы женщинам еще выше – примерно 32 %. И их становится больше, и мужчин, и женщин. Почему же так сложилось?

Проблема многогранна, но первое, на что обращает внимание большинство практиков, – чрезвычайно низкие требования судов к доказательствам по наркотическим статьям Уголовного кодекса.

В 2018 г. судами вынесено 27 оправдательных приговоров на почти 100 000 уголовных дел по «народной» статье [4]. Это – ничтожная толика, не отображающая действительного состояния дел.

Позиция судов порождает свободу фальсификации доказательств силовиками, подбросы наркотиков (что на профессиональном сленге называется «вмонтированием»), безумное количество потребителей, осужденных к лишению свободы за надуманный сбыт ради статистических показателей. Это приводит к общей сакральной убежденности в том, что никто и ничто не поможет в схватке с государством. Фоном развиваются процессы крайнего ужесточения наказаний за преступления, связанные с хранением и оборотом незначительного, едва превышающего разовую дозу, количества наркотиков. Важно и то, что, имея подобные возможности для достижения статистических показателей, правоохранительные органы фактически сняли с повестки борьбу с реальным наркотрафиком. Примечательно, что число уголовных дел о преступлениях, связанных с контрабандой наркотиков, снижается и стало практически ничтожным: на одно дело о контрабанде приходится около тысячи дел об обороте наркотиков внутри страны.

Правоохранителей привлечь к ответу сложно. И не только потому, что они грамотно выстраивают планы и умело уклоняются от изобличения. Отнюдь, порой они действуют топорно и явно. Тем не менее уголовные дела в отношении недобросовестных полицейских, а чуть ранее и сотрудников Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков всегда были товаром штучным. Это обусловлено двумя сквозными факторами.

Во-первых, система, создавшая максимально комфортные условия для фальсификации доказательств, сопротивляется возбуждению уголовных дел в отношении своих представителей. Да, когда возбуждение уголовного дела состоялось, машина быстро добирает репрессивность до обычного уровня, но добиться такого процессуального решения и предъявления фальсификаторам обвинения – сверхзадача.

Во-вторых, сами сотрудники правоохранительных органов, которых привлекают к ответственности, уверены, что поступали незаконно, но правильно. Мы же не кому-то там «вмонтировали», а наркоману (бандиту, убийце). Это пресловутый жегловский кошелек как метод против Кости Сапрыкина, это «вор должен сидеть в тюрьме». Образ, созданный Владимиром Высоцким в фильме по роману Вайнеров «Эра милосердия», слишком убедителен и притягателен, он многое позволяет себе объяснить. Хотя роман о другом – о том, что так нельзя, но моральные конструкты Володи Шарапова слишком хрупки в сравнении с жегловскими. Наказания без вины не бывает.