Стянул с себя то, что осталось от моих штанов, и бросил эти лохмотья на пол. Вошел и закрыл за собой стеклянную дверцу.

Моргнул датчик движения, и стекло из прозрачного превратилось в матовое. Я прикоснулся к панели управления, и из распылителя полилась долгожданная вода.

Горячие капли упали на израненную кожу, и снова весь мир для меня наполнился болью. А как я хотел? Теперь у меня вся жизнь проходит через боль и преодоление. Даже душ. Пара секунд в прострации, и я потянулся к регулировке.

Еще немного, и кабина отозвалась на приказ, снижая температуру воды до прохладной. Теперь то что надо. Я подставил лицо под плотную пелену воды и выкрутил напор на максимум.

И прислушался к ощущению чистоты и свежести. Словно вся грязь рабского рынка, все его запахи под давлением смылись в канализацию. Жаль, от воспоминаний так легко не избавиться. Не смываются они даже самым сильным водяным потоком.

Потом поднял ладони, свел их вместе и набрал полную горсть воды. Поднес ко рту и одним махом выпил. А потом еще одну и еще.

Вода охладила голову и тело. И заглушила жажду. Мысли перестали напоминать вязкое марево, стали четкими и завершенными. И появлялись ровно с такой скоростью, чтобы осознать их и запомнить.

Я выдавил гель из держателя, намылился и принялся, невзирая на боль обожженной кожи, тереть свое тело. Смыть остатки всех запахов рынка и подвала – вот чего мне сейчас хотелось больше всего на свете. Когда еще попаду в эту душевую? В моей каморке – жалкое подобие душа с тонкой прерывающейся струйкой воды. И вместо гелей и шампуня – недоразумение, отдаленно напоминающее мыло.

Когда я уже готов был выйти, обозримый мир вдруг принялся сужаться в одну небольшую точку. Свет померк. Почти как по пути сюда. На этот раз я сразу понял, что это не неполадки кабинки. С душевой все в порядке. А вот у меня с глазами проблема.

Я набрал полную грудь воздуха и закрыл глаза. Сосредоточился только на щекотке воды, с которой она пробегала по моему телу.

Когда на рынке у меня потемнело у меня в глазах, я решил, что это предвестник теплового удара. Когда мы с Лорой шли по коридору и я снова перестал видеть, я все еще надеялся, что это последствия перегрева.

Сейчас, под прохладными струями воды я остыл. О перегреве не может быть и речи. Но чернота снова поглотила меня.

Сердце бешено застучало. Признать, что сбывается мой самый большой страх – потеря зрения, – оказалось непросто. Но не в моих правилах прятаться от реального положения дел.

И сейчас оно было таким, что моя жизнь рассыпается на осколки. Сначала я потерял свободу и себя. А скоро потеряю способность к своему любимому делу.

Если случится чудо и я вернусь в Дэвиль, с таким зрением больше руль гравиболида мне не видать. В прямом и переносном смысле.

Грохотание шагов и гомон мужских голосов вывели меня из оцепенения. Я открыл глаза, и мир снова засиял яркими красками. Чернота на время отступила. Но я едва удержался на ногах, чтобы не сползти вниз по стеклянной стенке.

«Расклеиться сейчас – как нельзя некстати», – напомнил я себе.

Я прислушался и одновременно вспомнил о приказе не задерживаться. Сейчас пережду движуху в душевой и пойду назад. Может, повезет и Лора отвезет меня к другому лекарю?

Шума становилось больше. У вояк банный день сегодня?

Сквозь пелену воды до меня долетали унылые шутки и громкие смешки. Потом голоса затихли. Зашумела вода в других кабинках.

Надо возвращаться. Гнев Лоры будет непредсказуем, если я задержусь слишком надолго. И давать лишнего для него повода не хотелось. Я прислушался. Только шум воды и легкое пофыркивание. Дисциплинированные вояки рассредоточились по кабинкам. Я выключил воду, провел руками по волосам, отжимая лишнюю влагу, и открыл дверцу.