– Булочка, – шепчу одними губами и слушаю, как Димыч рассказывает, как к ней подкатывал, а она ему отворот дала.

– Зачем? Нравится тебе? – реально удивляюсь и не вольно… Словно не могу подобрать. Раздражаюсь, вот. Словно кто-то по стеклу вилкой провел.

– Да, бля. Там такие сиськи. Люблю, когда есть за что подержится. Трахаться удобнее. А эта еще и целка, ты представь, как у нее…

– Закрой рот – Почему-то его слова вызывают неприятное, противное чувство злобы, но мысль о том, что в клубе точно есть пару комнат с камерами видеонаблюдения, повышают градус настроения.

И я понимаю, что моя победа даст мне не только возможность трахнуть, наконец, Малышеву, но и выиграть спор. И я реально не могу сказать, что из этого будет приятнее.

А значит проигрывать нельзя.

– Ты как? – спрашивает Дима, а я киваю на Ахмедова.

– Я его сейчас сделаю.

Мне не стоило сегодня приходить. И я, даже не планировала. Честно, честно.

Решила, что съезжу к родителям. Пообщаюсь с братом, который судя по рассказам отца выиграл какой-то конкурс в интернете по видео играм.

Но сев в метро, я, намеренно или нет пропустила свою станцию. А может дело в том, что засмотрелась на фото торса, которое прислал мне вчера Марк.

Я залипла, наверное минут на пять. Часто дышала и смотрела как одержимая на застывшие капли воды, что сияли на его коже. На изгиб губ и глаза, которыми он словно призывал меня снять с него это проклятое полотенце.

Просто безумие…

И я могла бы увидеть, что под ним. Снова. Но фотографировать свою грудь я не решилась.

Нет никаких гарантий, что уже завтра этими фото не будет заклеены все стены универа.

Но, несмотря на кучу страхов и толику ненависти к Марку, я здесь. В этом огромном, пропахшем потом подвале. Кусаю в кровь губы, наблюдая как нерусский бугай пытается свернуть шею Марку. Не моему Марку.

Он сегодня опять проиграет, это же ясно. Нельзя драться, не восстановившись. А Марк словно хочет себя загнать в инвалидную коляску. Радует, что хоть в штанах у него пока все работает.

Но судя по ярости Ахмедова – это пока. Он так и старается нарушить единственное правило и вдарить Марку по яйцам.

Невольно пришло воспоминание, что я и сама неплохо справилась с этой задачей. Надеюсь, ничего не повредила.

Студентки не переживут. Да и я тоже.

Толпа продолжает реветь, оглушая меня со всех сторон. А бойцы налетают друг на друга снова и снова. Не хуже титаника с айсбергом.

И совсем немного времени осталось выяснить, кто есть кто.

Страшнее всего стало, когда Ахмедов хотел прыгнуть на уже лежащего без сил Марка.

Причем навострив свой локоть прямо ему на позвоночник.

Я не выдерживаю!

Подрываюсь вместе со всеми, откидываю капюшон, в котором всегда сижу, и кричу в противовес всем:

– МАРК! НЕТ!

Он словно оживает.

И за долю секунды откатывается в сторону, а Ахмедов врезает локоть в пол ринга и ломает руку с таким звучным треском, что становится не по себе. Ревет от боли, но мне его не жалко. Меня волнует другое.

Марк подскакивает, смотрит в мою сторону и меня пробирает дрожь до самых кончиков пальцев на ногах.

Не мог же он заметить меня в этом месиве? Пусть, я и не маленькая. И тем более не мог услышать.

Толпа только что кричащая «Ахмедов», резко переобувается и начинает поддерживать Марка.

От такого лицемерия становится тошно, но я продолжаю стоять и смотреть на ринг. На Марка по телу которого струится кровь.

Страшное зрелище.

Еще страшнее, что он продолжает смотреть стрелой в мою сторону, не меняя сосредоточенное выражение лица.

И я не могу двинуться, сесть, развернуться и уйти, как обычно, делаю. Могу только стоять статуей и любоваться своим богом. Таким живым и настоящим, что кажется вот-вот и я смогу снова его коснуться. Ощутить твердость мышц, мягкость губ, опытность длинных пальцев.