В то самое воскресенье, когда длинные тени начали переходить в лиловые сумерки, через много миль после ленча на каменном столе, я добрался до стоянки грузовиков и нашел восемнадцатиколесник, в кузове которого стояли какие-то машины, укрытые брезентом. Этот грузовик после полуночи и привез меня в город.

В предрассветные часы понедельника я впервые увидел эту вызвавшую безотчетную тревогу куклу-марионетку в освещенном окне антикварного магазина. Она сидела, привалившись к лошадке-качалке, в мятом фраке, раскинув ноги, с повисшими, как плети, руками, а черные глаза с красными полосками, казалось, поворачивались следом за мной, когда я проходил мимо витрины.

– Где ты жила раньше? – спросил я, следуя за Гвинет и лучом ее фонарика по коридорам административной части библиотеки. – Я хочу сказать, до города.

– Я здесь родилась. – Она назвала год и день в начале октября, и от изумления я остановился как вкопанный.

– Тебе восемнадцать.

– Как я тебе и говорила.

– Да, но ты выглядишь гораздо моложе, и я просто не подумал…

Она приложила ладонь к стеклу фонаря. Теперь свет едва сочился между ее пальцами, и она могла посмотреть на меня, не рискуя разглядеть лицо.

– Не подумал… о чем?

– Мне двадцать шесть, тебе восемнадцать… и мы оба в этом городе восемнадцать лет.

– Что в этом такого знаменательного?

– В день твоего рождения… именно в этот день, я приехал сюда в кузове восемнадцатиколесника, в первый час после полуночи.

– Тебя послушать, это нечто большее, чем совпадение.

– Именно так я и думаю, – подтвердил я.

– И что же это?

– Не знаю. Но что-то, сомнений у меня нет.

– Только не говори мне, что это судьба. Между нами ничего быть не может.

– Судьба – это не только романтические отношения.

– Просто не вплетай их в нее.

– Насчет романтики у меня нет никаких иллюзий. «Красавица и чудовище» – отличная сказка, но сказки бывают только в книгах.

– Ты не чудовище, а я не красавица.

– Что касается меня, – ответил я, – то моя мать чувствовала, что чудовище, если речь обо мне, еще мягко сказано. А ты… мнение беспристрастного наблюдателя.

Она ответила после раздумчивой паузы.

– Если мужчина чудовище, он чудовище сердцем, а в твоей груди бьется совсем другое сердце.

Ее слова тронули меня до такой степени, что я лишился дара речи.

– Пошли, Аддисон Гудхарт. Нам надо кое-что выяснить.

«Дж. Райан Телфорд, куратор редких книг и художественных коллекций» – гласила начищенная табличка на стене рядом с дверью его офиса.

Следуя за узким лучом фонарика Гвинет, мы прошли через приемную, где стоял стол секретаря Телфорда, в его кабинет, просторный и элегантно обставленный антиквариатом в стиле арт-деко. К кабинету примыкала ванная, предназначенная для личных нужд куратора. Девушка оказалась знатоком мебели и обратила мое внимание на письменный стол из макассарского черного дерева[7] работы Пьера-Поля Монтаньяка[8], комод из розового бразильского дерева с верхом из итальянского мрамора Мориса Ринка[9], диван и два кресла из лимонного дерева, выкрашенного под черное, компании «Пату энд Пакон»[10], лампы Тиффани и Галле, костяные и бронзовые скульптуры Чипаруса, который признавался некоторыми величайшим скульптором того периода. По ходу экскурсии она намеренно не направляла фонарь в мою сторону, чтобы даже отсвет не открыл ей моего лица.

И я, из уважения к желаниям Гвинет, держался от нее достаточно далеко, чтобы даже случайно не коснуться ее и не столкнуться с ней.

Пока она мне не сказала, я понятия не имел, что художественный музей, расположенный по другую сторону широкой авеню, – подразделение библиотеки, появившийся через несколько десятилетий после завершения ее строительства. Оба заведения котировались очень высоко среди музеев и библиотек этой страны.