- Значит, ты все же согласна, что я тебе помогаю? – с иронией уточнил Дмитрий.

Я лишь тяжело дышала.

- В твоих интересах остаться здесь в качестве моей супруги, - уже серьезно продолжил он, - о моих мотивах не думай. Считай, что это просто моя прихоть.

В гостиной зазвучали аккорды классической музыки. Я вздрогнула и не сразу поняла, что это телефон Дмитрия. Мужчина коротко ответил. К разговору я не прислушивалась, в уши долбил пульс.

- Вот деньги, - хозяин дома кинул на столик несколько купюр, - если хочешь, можешь взять их и вызвать такси. Запирать я никого не собираюсь. Решишь поступить разумно и остаться – в холодильнике найди что-то из еды. В доме можешь делать, что хочешь. Я приду, и мы еще поговорим.

Он взял пиджак, портфель. Двинулся, видимо, по направлению в гараж. Я несколько раз вдохнула. Любая девушка на моем месте схватила бы деньги и уже нажимала кнопки вызова машины. Но не каждая испытала то, что вчера почувствовала я. Хотя, наверное, мое злоключение нельзя назвать громом среди ясного неба. Вся моя жизнь постепенно подходила к нему.

 

Моя мама была любовницей моего отца. Богатого человека, владельца строительной компании Александра Овчинникова. Всю жизнь она проработала у него юристом, а он ее даже начальником службы не назначил. Ребенка, то есть меня, записывать на свою фамилию и не думал. Но, впрочем, деньгами помогал. Давал на жизнь, репетиторов, кружки. Устроил в хорошую языковую школу. Позже оплатил второе высшее образование – первое я получала, набрав баллы на бюджет. После окончания бакалавриата взял на работу в свою фирму.

Отношения с отцом у меня не были ни плохими, ни хорошими. Вернее, их не наблюдалось вообще. Время от времени он приезжал в нашу малосемейку, садился в кресло, и меня ставили перед ним. Когда я была совсем маленькой, мама просила рассказать ему стишок или спеть песенку. Позже он начал задавать мне суховатые вопросы – как в школе, как оценки. А ко времени окончания мною среднего учебного заведения их отношения с мамой сошли на нет. И наше общение тоже, хоть материальные вливания и не прекратились.

Я не любила отца и совсем не страдала от его равнодушия. Он был намного старше моей мамы и в моих глазах всегда выглядел стариком. Его вид не вызывал во мне и страха. Мужчина смотрелся беззлобным, скорее, уставшим. И как я узнала потом, его здоровье с каждым годом ухудшалось. Барахлило сердце.

Честно, я до сих пор не понимаю, надеялась ли моя мать стать женой этого человека. Или же статус любовницы ее полностью устраивал. Но в какой-то момент она порвала с ним личную связь и очень быстро вышла замуж, хоть и было ей тогда сорок пять лет. Возможно, как в поговорке про этот возраст, взыграло желание наконец стать счастливой. Маминым спутником стал юрист средней руки, с которым она познакомилась в арбитражном суде. Они настолько прикипели друг к другу, что заключили официальный брак и даже объединили жилплощадь. Из двух комнат с крохотными санузлами получилась просторная студия в новостройке.

Я, конечно, не горела желанием жить с мамой и новоявленным отчимом. Дотации от отца хватало на съем однокомнатной квартирки возле Университета. Осталась я там и позже.

Когда я получила диплом экономиста, отец позвонил и без эмоций велел явиться к нему в отдел кадров. Меня сразу взяли в финансовую службу. Спустя несколько месяцев я получила и юридические корочки, но осталась на своем рабочем месте. А еще немного погодя умер мой отец, у него остановилось сердце.

Что мне запомнилось с тех дней, так это полное равнодушие у всех его близких. Официальная его жена на тот момент несколько лет жила в Италии и на похороны даже не прилетела. Моя мама поохала, но, посоветовавшись с супругом, тоже не пошла прощаться с бывшим любовником. В его фирме она давно не работала. Его брачный сын, тридцатисемилетний Даниил то пускал скупую слезу, то прямо у гроба пытался обговаривать с друзьями и партнерами отца дальнейшую судьбу фирмы. Я же ничего не чувствовала, кроме разве что вины от такого отношения к смерти кровного родителя.