Черный автомобиль представительского класса, паркуется возле пафосного ресторана. Я поддаюсь вперед и с жадностью рассматриваю, как Виктор величественно выходит из машины, двигается по-кошачьи плавно и изящно. На нем снова эти перчатки, черные очки. Непроницаемая маска на лице.

Я не моргая слежу за ним, не забывая по завету Грини фотографировать все на телефон.

Он не спешит закрывать дверь, протягивает руку и из машины появляется изящная женская нога, в туфлях на высоком каблуке. А после и сама обладательница всего остального. Стройная, горделивая стерва. Вся такая из себя фифа в красном платье. Инга, небрежно откидывает назад копну черных волос и берет его под руку.

В другой руке у девушки восточной внешности огромный букет дорогих цветов. В центре которого шестью соцветиями возвышается Орхидея «Золото Кинабалу», или орхидея-туфелька Ротшильда. Я писала статью в прошлом году к восьмому марта статью о самых дорогих букетах. Цветок уникальный, вымирающий вид, стоит баснословных денег.

– Гринпис будет в шоке! Какие подарки делают олигархи! – делаю пару снимков, нервно смеюсь.

Может, так Виктор хочет показать своей невесте, что она также уникальна, как эта орхидея? Мне яичницу с беконом, а ей цветы за сотни тысяч. Потому что она невеста, а я лёёгонькое увлечение.

А возомнила то о себе, что он мучается, страдает, приехал за мной. Крутить им вертеть собралась.

На самом деле это он целый год не выходит у меня из головы. А может и больше. Привлекал своей загадочностью, недоступностью. А после проклятой ночи на острове, это обострилось.

Отворачиваюсь от милой парочки. На меня тяжелым грузом навалилась апатия.

Попользовался мной и забыл.

– Козел! – опускаю козырек и часто моргаю.

Я не буду реветь из-за него! Не буду!

Нажимаю на панель мультимедиа центра, принимаю вызов Гриши. Хочу его порадовать, что передумала следить за Вознесенским.

– Я только с важного совещания. Еще кучу отчетов писать. Нашла его?

– Да. Зашел в ресторан.

– Слушай, я тут подумал, и решил, что это отлично, что будешь помогать с расследованием. Иначе я никогда не сдвинусь с мертвой точки. Докладывай мне о каждом его шаге. Снимай все! С кем встречается, что ест, с кем спит.

– Как ссыт стоя или сидя не надо? – бешусь. Гриня не замечает моего раздражения. Смеется.

– Нет. Пожалуй, это лишнее.

– Гриш, я передумала. Это все слишком для меня.

– Ты бросаешь дело?

– Да.

– А как же журналистское рвение и желание докопаться до истины?

– Плевать, – на всё и на всех. На Вознесенского так с высокой колокольни. – Я уже год никакая не журналистка.

– А как же твоя подруга? Вдруг ты права и все очень плохо. Ты простишь себе, что сдалась даже не попытавшись? – давит на больное. – Вдруг ей срочно помощь нужна? И промедление смерти подобно. В прямом смысле.

– Ладно! Уговорил, – цежу сквозь зубы.

– Отлично! Тогда марш в ресторан. Следи за ним, с кем встречается, что говорит. С тебя полный отчет! Прослушку на телефоне включи, слушай все внимательно. Наушники не забудь взять!

– Вот уж ничего интересного! Я тебе и так расскажу о спутнице. Ужинает с невестой Ингой в самом пафосном ресторане.

– Тем более! В семейном разговоре он может ей проговориться.

– Каким образом? Знаешь, дорогая, – передразниваю писклявым голосом Виктора, – на днях я похитил пару-тройку человек. Не желаешь сердце? Выбирай любое! – Гриня противно ржет. Похрюкивая.

– А ты забавная, Женя. Я отключаюсь. Не подведи меня!

Бьюсь лбом о руль, горестно и протяжно стону.

Я не хочу следить за Виктором. Смотреть как он обхаживает невесту, сыпет комплиментами.

Не могу! Мне больно, обидно. Так что сдохнуть хочется. Но вместо этого крашу губы яркой помадой и надеваю дорогой жакет поверх белого топа. Беру телефон и наушники и иду к сверкающему роскошью и дороговизной ресторану Марсель.