Но прямо сейчас, когда я смотрю на стоящий на полу поднос, приходится сглатывать слюну. Я голодна. Желудок уже, кажется, прилип к позвоночнику. И все равно я не понимаю, как затолкаю в себя неаппетитного вида кашу, неровно отрезанный кусок хлеба и чай, больше похожий на подкрашенную воду.

Тем не менее, я наклонюсь и, взяв поднос, сажусь на край кровати. Серое тонкое одеяло покалывает кожу, отчего она начинает чесаться. Но я уже сосредоточена на сливочном запахе каши. Понятное дело, она приготовлена не на молоке и ее не венчает кусочек домашнего сливочного масла. Она серая и густо размазана по тарелке. Но какой у меня выбор?

Съев все до последней крошки, я запиваю обед слабым раствором чая – иначе я не могу его назвать – и возвращаю поднос на место. Залезаю с ногами на кровать и обнимаю колени. Надзиратель – или кто он там – сказал, что Артем скоро должен прийти. Мне просто надо запастись терпением и дождаться его. Мой парень обязательно вытащит меня из этого ужасного места.

Память подбрасывает странные картинки. Будто мы ехали куда-то, Артем сказал, что я под кайфом, а потом отдал меня кому-то. Но у меня стойкое ощущение, что это был просто сон. Тогда как я сюда попала? Совершенно не помню. Помню только то, как Артем меня забрал от моего дома, и мы куда-то поехали. Может, мы попали в аварию, и я потеряла память? А что, если Артем погиб? Может, поэтому надзиратель так ехидно ухмылялся, говоря, что мой парень скоро придет за мной? Но почему я в тюрьме? Я же не была за рулем, а, значит, не могла убить Артема.

Господи, сколько вопросов, и все без ответа!

Зарываюсь пальцами в волосы и зажмуриваюсь.

Ну что я такого в жизни сделала не так, что на мою долю выпало столько испытаний? Родилась?

Сначала я потеряла родителей, когда мне было всего два года. Потом умер дед, когда мне было четыре, а бабушка последовала за ним, когда мне было двенадцать. Я осталась одна с наследством в виде старого домика в селе и полным отсутствием знаний о жизни. Меня забрали соцслужбы, и я прожила ужасные шесть лет в приюте. Потом продала дом бабушки, который за время моего отсутствия успели разворовать, оставив только стены. Уехала в город, где на самом краю купила крохотную квартирку. Устроилась на работу, собиралась пойти учиться.

Неделю назад я встретила Артема. Он покорил меня с первой секунды. У нас даже секса еще не было, только поцелуи. Он так красиво ухаживал, дарил комплименты, сладко целовал и обещал безоблачное будущее.

А что я получила в итоге? Тюремную камеру, колючее одеяло, серую кашу и совершенно неопределенное будущее.

Меня снова накрывает отчаяние, и я реву, уткнувшись лбом в колени. Вот за что меня жизнь так наказывает?

Моя истерика плавно перетекает в тихие подвывания, а потом я и вовсе ложусь на подушку, на углу которой стоит размазанная синяя печать. Веки горят, а слез уже не осталось. Я моргаю все медленнее, а потом и вовсе засыпаю.

Просыпаюсь от лязга замков. Резко сажусь на кровати и быстро моргаю, всматриваясь в надзирателя, который делает шаг в камеру.

– Твой час настал, ласточка, – криво ухмыляется он. – Пойдем.

Подскочив на ноги, я запрыгиваю в свои балетки и с надеждой смотрю на надзирателя.

– Мой парень пришел? Он заберет меня отсюда?

– Скоро придет. Тебе надо сначала душ принять, а потом встречать его… – он окидывает меня плотоядным взглядом, и я инстинктивно одергиваю вниз подол юбки. – Хлебом с солью, – добавляет он и скалится.

Я ежусь под его взглядом.

– Спасибо, я уже дома приму.

– Давай, на выход, – хмыкает мужик. – Душ ты примешь здесь. Шевелись.

Он ведет меня по коридору, и я замечаю других девушек. У них такие же, как у меня, затравленные взгляды. Они жмутся к стене, от которой надзиратели их грубо отрывают и волокут по коридору на выход. Меня точно так же тянут за локоть по коридорам. Где-то вдалеке я слышу странные звуки, будто кто-то смотрит соревнования по боксу. А потом мы сворачиваем в еще один коридор.Надзиратель подводит меня к дальней двери и заталкивает внутрь.