– Приняли или возможно?

– Возможно. Возможно, я сама им сказала что-то. Наплела, чтобы они меня быстро увезли. Я думала, скажу, что пошутила, и меня отпустят.

– Бедная Ярослава. Не отпустили?

Мотаю головой. Нет. Заперли тут до выяснения обстоятельств. Мне было страшно. Но лучше в обезьяннике, чем наедине с Громом.

А теперь я с Громом, да ещё и за решёткой.

Худшее, что можно придумать.

– Мне жаль, – пищу, надеясь, что покаяние смягчит приговор.

– Покажи.

– Что?

– Покажи насколько тебе жаль. Слова это хрень, – сдавливает мою талию. – Смотреть на поступки надо. А твои – тебя пока закапывают.

Наши взгляды сталкивают. Меня холодом пробирает от внимания мужчины. Задерживаю дыхание.

Подаюсь чуть вперёд, запрокидывая голову. Облизываю губы от волнения, их покалывает от цепкого взгляда.

Я знаю, что должна сделать. Это ведь просто. Раз и всё. Но тогда у меня получится уйти отсюда целой.

Я веду ладошками по груди мужчины. Цепляюсь за его плечи, находя для себя опору. Сама тянусь к его губам.

А после резко поднимаю ногу, целясь в пах. Почти попадаю, когда вокруг голени сжимаются длинные пальцы.

Наиль легко меня перехватывает, задирая мою ногу выше. Я пошатываюсь, теряю равновесие. Мужчина легко раскручивает меня.

Оказываюсь спиной к нему. Громов толкает меня вперёд, я грудью впечатываюсь в решётку. Сталь холодит пальцы.

– Чума, – упирается губами в мой затылок, давит своим телом на моё. – Ты способная девочка, Ярослава. Так выбесить и завести одновременно – только ты можешь. Теперь поработать надо.

– Поработать?

– Угу. Поработать. Отработать. Задобрить. Буду наглядно показывать, как себя с мужиком вести надо.

Наиль удерживает меня на месте своим весом. Пальцами касается шеи, окончательно лишая меня способности двигаться.

А свободной рукой изучает моё тело. Медленно ведёт от талии к бедру. Коленом давит, заставляя раздвинуть ноги.

Каждое прикосновение – порочное. Каждый удар сердца – адреналин разгоняет. Я начинаю дрожать от этой близости.

Несмотря на шутливый тон, лёгкие прикосновения, я понимаю, что это конец. Наиль не отступит.

Особенно когда ладонь оказывается возле моего лона. И кажется, что ткань джинсов не спасёт.

– Мой просчёт, – надавливает пальцами на шов, меня прошибает. – Не то тебе заказал. Хотя в этих джинсах ты охуенная, сладкая. Каждый изгиб видно. Так и намекает, где потрогать надо.

Во рту пересыхает. Язык прилипает к нёбу, я не могу выдавить ни слова. Лишь сильнее сжимаю пальцами решётку.

Мужчина забирается ладонью под топ. Царапает низ живота, где всё пылает. Добирается до пуговки джинсов, медленно расстёгивает её.

– Наиль, не надо!

– Надо, сладкая, надо. Буду лечить тебя от дурости.

– Лечить?

– Ага. Вытрахаю тебя так, что бегать больше не сможешь.

Я мотаю головой, но Грому всё равно. Прихватывает губами кожу на шее. Целует, собирая мурашки.

Нет! Не может мой первый раз быть таким. В полицейском участке. За решёткой. С мужчиной, который явно нежным не планирует быть.

Наиль толкается пахом в мои бёдра. Трётся, показывая, что его башня снова стоит. Я жмурюсь от страха.

Трепет необъяснимого предвкушения сменяется дрожью страха.

– Наиль, я девственница!

Выкрикиваю, а после кусаю губу.

Боже. Что теперь будет? Пожалеет или наплюёт?

Наиль замирает. Держит меня в своих руках, но сам не двигается. Будто в статую превращается.

Тишина убивает. Мне дико хочется заглянуть в мысли мужчины, понять, что он думает. Какие планы теперь на меня строит.

Гром резко разворачивает меня лицом к себе, пальцами стискивает мои скулы. Смотрит прямо в глаза.

Кажется, он злой. Или потрясённый? Не знаю. Не умею эмоции по нахмуренным бровям читать.