Я уже, похоже, люблю его, моего старшего брата. И как можно говорить, что мы не родные, если я чувствую, вот всем сердцем чувствую это родство?

– Ну? – спрашиваю я у Женьки.

– Симпатичный, – признаёт она, и меня охватывает небывалое чувство гордости и торжества: это она про моего брата, это мой брат – симпатичный!

Мы знаем о нём не много, но всякая крупица информации кажется мне важной и существенной. Итак, нам известно, что ему пятнадцать, день рождения у него первого августа, учится в школе 1627. И живёт, скорее всего, где-то поблизости. Мы выясняем, что эта школа от нас далековато, чуть ли не на другом конце города, но расстояние меня не смущает – я тут же прикидываю, что на метро это всего одиннадцать остановок и даже без пересадки.

Слушает он в основном рок и блюз, я такую музыку не люблю, но, с другой стороны, может, я в ней просто не разбираюсь? Зато он тоже любит страшное кино! У него «Сияние» в любимых фильмах и сериал «Ходячие мертвецы». Про зомби мне, вообще-то, не нравится, но «Сияние» – это же классика! И это только начало, у нас наверняка обнаружится ещё много общего – недаром ведь мы брат и сестра.

– То есть ты хочешь ему написать? – почему-то удивляется Женька.

– Ну да! Он же мой брат.

Как непривычно и здорово звучит: «мой брат»! Охота повторять и повторять – сердце так и танцует.

– А он об этом знает? Вы же никогда не виделись.

– Ну и что? Вот и увидимся.

Мне не нравится то, каким тоном Женька произносит это – как будто сомневается, что Филипп, мой собственный брат, захочет со мной познакомиться. Он, как и я, единственный ребёнок в семье, и я ни за что не поверю, что он никогда не мечтал о брате или сестре. Я вот мечтала, и теперь у меня есть брат. А у него – сестра. Разве он может просто взять и отвернуться?

Но Женька никак не хочет разделить моего восторга. Ей кажется неудобным и странным писать вот так, с бухты-барахты, незнакомому человеку. Так и говорит: «незнакомому»! Мол, ты его совсем не знаешь, я бы на твоём месте ничего писать не стала.

– Да почему нет?

Я никак не могу понять: что тут такого?

– Ну-у… – тянет Женька, – у него своя жизнь, свои дела… Вдруг он тебе не понравится? Или сам не захочет отвечать, и тогда ты расстроишься… Вдруг вы очень разные? У вас ведь такая разница в возрасте…

Разница! Всего два года. Я уже закипаю от злости – ищет какие-то глупые причины. У меня брат есть, а она – «странно, неудобно». Как нарочно хочет обидеть и помешать. Я её даже не узнаю.

– Почему ты не можешь просто за меня порадоваться? – спрашиваю я холодно и встаю.

– Жень, да я рада, только…

В дверях я на мгновение оборачиваюсь, чтобы сказать напоследок:

– Ну и что, что разница в возрасте? На то он и старший брат, чтобы старше быть! И, знаешь, я ему всё равно напишу!

Так мы и расстаёмся.

Я всё прокручиваю в голове Женькины слова – «не захочет отвечать», «у него своя жизнь…» Зачем она всё это наговорила? Вот зачем? Я теперь сомневаюсь.

И ведь не пишет, не извиняется. Может, ей вообще не стыдно? А может, завидует? Или настроение плохое было? Ведь не может так случиться, чтобы Филипп не захотел, не ответил. Не может, и всё.

Мне охота избавиться от этих мыслей, вынуть их из головы и отложить куда-нибудь, потому что сейчас нужно сосредоточиться на другом – на письме брату. Я достаю дневник и записываю всё, что произошло у нас с Женькой. Мама говорит, что гнетущие мысли, которые некогда или не хочется сейчас обдумывать, можно оставить в дневнике на потом. Освободить в голове место для чего-нибудь хорошего и радостного. Она так всегда делает, с пятнадцати лет. У неё целая полка дневников. Они стоят толстые и набухшие, как намокшие книжки, на каждом корешке значится год. Я пробовала тайком читать, но у мамы почерк – это что-то. Как будто алхимик на латыни написал. А мне так интересно – ведь там, наверное, и про папу есть.