– А на Кубе разве голодают?

– А ты как думал, сладко им что ли, живется, под боком у оплота мирового капитализма – Америки? Представляешь, про нас с тобой даже в «Пионерской Правде» напишут…

Я вспомнил недавно прочитанный рассказ в газете о том, как на Кубе идет борьба с империалистическими захватчиками.

– А если все же нас сторож поймает? Ему же не объяснишь.

– Мы жребий кинем, – Витя вытащил две спички из коробка, – кто короткую вытащит – в подвал полезет, а второй на «шухере» постоит. Да и не факт, что Тимофеевич трезвый будет, он как дежурит, так «фуфырик» с собой постоянно приносит. Напьется и уснет.

– Откуда ты знаешь?

– Да его жена с моей бабулей постоянно общаются, они работали раньше вместе, в продуктовом…

После волейбольной секции мы пришли к старому особняку и притаились в кустах.

Я вытащил короткую спичку из Витькиной ладони. Ну что же, лезть мне. Хорошо, что у меня был маленький фонарик.

Мы дождались, наблюдая через забор, когда из конторы «Городского водоканала» уйдет последний работник, а сторож Тимофеевич, сделав обход по территории, уединиться в своей комнатушке, перед маленьким телевизором.

Витька спрятался у забора, а я незаметно подкрался, спустился в подвал, и приоткрыл высокую деревянную дверь, которая оказалась незапертой.

В небольшом, тусклом помещении лежали обрезки труб, толстые гофрированные шланги, вдоль стены стояла большая водяная помпа. В углу была еще одна дверь: тяжелая, железная, с внутренним старинным замком. Я подергал ее – заперто, только что-то громко треснуло в механизме старого замка. Я решил дернуть еще раз, посильнее – и вдруг она поддалась, приоткрылась, скрепя на массивных старых петлях. С трудом приоткрыв дверь, я зашел внутрь, и подложил кирпич, чтобы она не захлопнулась.

Внутри посветил фонариком: вниз вела крутая бетонная лестница. Стараясь шагать неслышно, я спустился по ней. Там была небольшая ниша, а дальше вели две толстые трубы. Я пригнулся и полез внутрь, по одной из труб, в другой мне показался какой-то шорох. Неужели крысы? Или бродячие собаки? На мгновение я застыл, в животе дико скрутило, и я прислушался: нет, вроде никаких звуков. И тут я услышал, как железная дверь наверху захлопнулась. Черт! Неужели Тимофеевич делал обход и заметил следы проникновения? У меня даже ногу свело от страха. Ничего, если что Витька поможет мне выбраться…

Вскоре я вылез в бетонный колодец. Наверх вела металлическая лестница. Поднявшись, я обнаружил помещение с кучей старого тряпья: матрасов, фуфаек, и обрывков старых газет. Внимательно, освещая каждый сантиметр фонариком, я обследовал подвал – абсолютно ничего полезного там не было. Приподняв голову, я увидел сверху дыру, будто кто-то пробил ее недавно, еще летела деревянная труха.

Я присел на кучу тряпья и задумался. Еще когда лез по трубе, я догадался, что когда мы кидали жребий, кому лезть – обе спички в Витькиной ладошке были короткими. Он схитрил. Витя с детства боялся темноты и крыс.

В подвале было очень холодно. Я уже решил лезть обратно, когда услышал наверху голоса, и яркий луч фонарика ударил прямо на меня сверху…

3. Сергей Павлович. Вечер 24 сентября 1987 год


Облегченно вздохнув, я вышел на улицу. Странно, но уже смеркалось. Неужели я так долго просидел в подземелье? Оглядевшись, я заметил, что вылез из другого крыла здания. С этой стороны дом еще был абсолютно целым, неразрушенным. Стены из красного кирпича казались довольно крепкими и монолитными, а высокая крыша напоминала в полутьме старинный замок. Медленно обойдя здания, я с удивлением увидел, что и фронтальная часть дома была абсолютно целая, а над подъездом, в свете тусклой лампы в фонаре, мне удалось прочитать вывеску: «Городской водоканал».