– Как выпрут?

– Депортируют.

– Только этого мне не хватало.

– Вот и я о том же! Подожди здесь.

Катя ушла в свою комнату, где долго рылась в шкафу, громыхала ящиками и что-то бормотала себе под нос.

– Вот, держи. Деревня!

И она бросила Марине в лицо какой-то комок. Одного взгляда на это было достаточно, чтобы понять, что перед ней старые стираные вещи, которые приличная женщина, даже если она не отличается хорошим вкусом, как Катя, например, никогда не наденет.

– Нет, спасибо, – ответила Марина.

– Не выкобенивайся! – Катя начала терять терпение и нервно поглядывала на часы. – Надевай!

– Но я… – Марина попыталась сопротивляться.

– Надевай, мать твою! – рявкнула Катя, и Марина послушно принялась раздеваться.

Через пару минут подруги были готовы. Катя, ничуть не смущаясь целлюлита, покрывающего ее ноги, была одета в короткие шорты и кроссовки. Марина боялась даже взглянуть на себя. Зеркало беспощадно отражало не очень молодую, полноватую, невысокую женщину с отвисшим животом, морщинами вокруг глаз, давно не крашенными волосами, расплывшимся контуром лица, круглым носом и потухшим взглядом. Растянутые Катины шорты и застиранная футболка не добавляли этому образу привлекательности.

– Е-мое! – вдруг вскричала Катя.

– Что такое? – заволновалась Марина.

– Обувь! У тебя есть что-нибудь нормальное?

Марина взглянула на свои кожаные туфли с тонким ремешком на щиколотке. Когда-то они казались ей очень красивыми, но теперь она понимала, как безнадежно отстала от жизни.

– Есть еще сапоги… – неуверенно ответила она. – Сентябрь же… Я ж когда уезжала, у нас дождь шел… – Марина понимала, что сморозила очередную глупость.

– О господи! – схватилась за голову Катя. – Я с тобой долго еще возиться буду?

– Ну, прости. – В глазах у Марины стояли слезы.

– Жди тут, – велела Катя и снова ушла. Из глубины квартиры Марина услышала:

– У тебя размер какой?

– Тридцать восьмой.

– Е-мое, у меня сорок. Дай сообразить.

Она снова долго рылась в шкафах, вываливая оттуда вещи, которые давно пора было бы выбросить, и наконец выудила старые-престарые растоптанные кроссовки.

– Это, по-моему, Майкины, – сообщила она. – Ничего, что старые. «Адидас»! Фирма! – и Катя ткнула Марину носом в фирму.

Наконец после долгих сборов и споров подруги вышли из дома. Марина открыла окно машины, чтобы впустить свежий воздух. Вместо этого на нее пахнуло душной смесью из запаха бензина и каких-то трав, высаженных на тротуаре возле дома.

– Окно закрой, – буркнула Катя. – А то мазган выйдет.

– Кто выйдет?

– Кондиционер. О господи! Это первое, что ты должна запомнить. Маз-ган!

– Поняла, – ответила Марина. – Маз-ган.

– Молодец! – похвалила Катя. – Да, и еще одно слово запомни: хуцпа.

– Это что такое?

– Наглость. Полезное слово. Пригодится, – с уверенностью заявила Катя.

– Хуц-па, – повторила Марина, словно пробуя его на вкус. – Дурацкое слово какое-то.

– Здесь много таких, – фыркнула Катя.

Марина закрыла окно и замолчала, чтобы не раздражать подругу.

Дверь ей открыла немолодая, маленькая, пухленькая женщина с черными волосами до плеч и черным пушком на щеках и подбородке. Когда-то это считалось признаком страстной натуры, а в наши дни свидетельствует о непорядке в эндокринной системе.

– А, Мариночка, – приветствовала ее Роза так, словно всю жизнь ждала, – мне Катя говорила, что теперь ты у нас будешь работать вместо нее.

– Да, попробую, – смущенно пробормотала Марина.

– Ты проходи, осваивайся, – сказала Роза. Она показалась Марине вполне приветливой. – Мася! Мася, девочка моя, ты где? – позвала Роза. – Мася, куколка моя, выходи.

Пока Марина разувалась и осматривалась, откуда-то из глубин квартиры выплыла Мася. Это была огромная рыжая кошка, настолько толстая, что еле передвигалась на своих коротких толстых лапах.