Так получилось с первого же дня, что баба Нюра готовит на двоих. Она давно на пенсии, и я не понимаю, откуда у нее средства на такие продукты: в доме постоянно свежая птица, дефицитные копчености, дорогое вино. Я пытался дать ей деньги с аванса, но она, глядя из-под мохнатых бровей сердитыми глазами, недовольно буркнула:
– Оставь, тебе самому сгодятся.
От моих уговоров решительно отказалась. Вообще-то, есть у меня и вопросы к ней на другую тему, но все не удается поговорить по душам. Она умеет резко, но не обидно, прекращать общение, так что разговора с ней никак не получается. Да и потом я боюсь, честно говоря, узнать от нее нечто такое, что осложнит мою жизнь, во всяком случае, не доставит мне никакого удовольствия. Кое о чем я и сам уже догадываюсь.
Она предложила мне перенести телевизор из комнаты, в которой я поселился, на кухню. Чтоб не мешать своим присутствием. Я пытался ее убедить в обратном, но куда там. Кухня просторная, почти как вторая комната. Пару раз смотрел вечером телевизор с ней вместе на кухне. Старуха не отрывает глаз от экрана, что бы там ни показывали.
***
Когда я вечером зажигаю в зале настольную лампу, здесь становится очень уютно. Стол ярко освещен, комната уже не кажется забитой вещами, их контуры теряются в полумраке. Правда, хорошо виден большой фотографический портрет на тяжелом секретере. Молодой мужчина в офицерской форме. Погоны с двумя просветами, одна аккуратная звездочка – майор. Три ордена, несколько медалей. Нашивка за ранение. Характерный прищур насмешливых глаз. Высокий чистый лоб. Короткая прическа. Чуть курносый. Хорошее открытое лицо, хотя и на чей-то взыскательный глаз его может несколько портить тяжелый подбородок. А как на мой простецкий вкус – так он всем хорош. Только не место ему на этом секретере. И вообще в этой комнате. Ведь это мой отец.
***
Вывеска над дверьми продмага № 33, что на углу улиц Говарда и 8-го Марта, менялась на протяжении его более чем вековой торговой деятельности неоднократно. В былые времена здесь располагалась «Мясная лавка братьев г.г. Козловых», коммерческие дела которых шли не очень: за недовес и продажу порченой продукции их «побивали неоднократно и даже костями». В годы нэпа здесь в поте лица своего трудился господин Майоркин, основавший популярное «Вечернее кафе». С тем же успехом, впрочем, его можно было назвать и «утренним», так как работало кафе всю ночь напролет, а публика, посещавшая его, бушевала вне зависимости от времени суток и славилась полнейшей непредсказуемостью поведения. Правоохранители избегали посещать это заведение, но, когда они решались на столь героические действия, улов их бывал иной раз весьма впечатляющ. И если в начале двадцатого века малюсенькими кульками с белоснежным турецким «марафетом» приторговывали, практически, во всех злачных заведениях припортового южного города, то крупные партии заморской валюты изымались исключительно в «Утреннем», по причине чего чекисты жестко отреагировали: закрыли сразу и неудачливого Майоркина, и его невезучее кафе.
После здесь верой и правдой служили трудовому люду такие звучные торговые заведения: «Бакалея», «Гастроном», «Гастроном и бакалея», а теперь простой и близкий сердцу каждого допущенного сюда покупателя «Продмаг № 33». Когда я говорю «допущенного сюда покупателя», то имею в виду конечно не тех простых смертных, которые имеют возможность украсить свой обеденный стол мороженным хеком или мойвой из этого магазина, а его целевую профессиональную группу потребителей -работников речфлота, за которыми закреплена эта торговая точка. Вот для них-то здесь есть все. Или почти все.