– Около двух месяцев… – постаравшись скрыть в голосе горечь, ответил я.

– Ого! Ну ничего, я сойду с пути пораньше! А вы ведь давно там не были, да?

– Давно. Скажите, деви, – я холодно покосился за плечо, – там, откуда вы прибыли, все общаются с оборотнями?

Мигом она подобралась, и вся её радость будто спряталась за пазуху дорожной куртки.

– Нет, у нас есть только люди…

– Весьма странно.

Более она не подавала голоса без лишней необходимости.

Город Ивирхия умылся от пыли. Бронзовый камень его стен наконец обнажил свой истинный цвет, башни потемнели, а крыши, наоборот, засияли. Невообразимо яркое небо ещё покрывали клочья облаков, уже пустых, без капли влаги, но по-прежнему несущих свежую тень земле. Люди наводили порядок, убирая с мостовых намытый водой песок, кое-где слышался стук молотков по продырявленным крышам. Кругом царило счастливое оживление, и меж камней, на дороге и на стенах, уже виднелись зацветающие ростки. Лёгкий ветер с востока встретил нас у распахнутых ворот города – за ними простёрлась уже покрытая лёгким зелёным ковром равнина. С доброго знака началось наше путешествие.

Первые сутки прошли в кромешном молчании. Пришлая оставила меня наедине с моим раздражением и даже не попадалась мне на глаза, разумно оставаясь позади всю дорогу. Что ей подсказало такой верный метод действий – смущение, обида на мой вопрос или зачатки присущей некоторым женщинам мудрости? Неизвестно. Но по истечение первого дня я уже думал, что, возможно, эта девушка не так пуста, как показалось мне вначале. Она послушно ехала за мной и лишь однажды сказала мне в спину:

– Спасибо ещё раз, что вы согласились меня проводить! Это так здорово, честно!

Я смог лишь сдержано улыбнуться и кивнуть через плечо. После этого она оставила всякие попытки ко мне обратиться.

Мы проследовали вглубь Ивихрии, но к концу первых суток так и не достигли её границы. Поселения здесь виднелись лишь издалека и то небольшие. Я обходил их стороной – всё равно пока мы ни в чём не нуждались – и, конечно, без надобности я не хотел привлекать к нам внимания. Скорее всего, весть об этой необычной девице уже разнеслась за пределы города, и люди хотели бы на неё посмотреть. Это могло стать препятствием на пути.

В общем, первые сутки я думал только о том, как поскорее завершить взятое на себя обязательство.

До самого вечера мы не останавливались. Для лошадей на посвежевшем воздухе такой переход оказался нетрудным. В конце концов я сам первым почувствовал усталость и решил остановиться на ночлег даже раньше, чем это было нужно. А когда мы спешились, в красных лучах заходящего солнца я увидел, как устала она. Еле передвигая ногами, она сняла с коня поклажу и расположила её рядом с костром, который я только-только начал разводить. На лице её иногда отражалась боль, не одна только усталость. Но она молчала и даже не вздохнула ни разу, чтобы продемонстрировать это.

Кажется, я повёл себя недостойно и пакостно…

Пока я возился с огнём, она оглядывалась кругом по-детски восторженно, даже несмотря на все неудобства. Она улыбалась сама себе, будто намеревалась что-то сказать, но молчала, не желая меня беспокоить. Она напомнила мне тех детей из моих учеников, которые не хотят ни учиться, ни знакомиться с остальными, и поэтому просто пытаются чем-то себя занять, лишь бы не столкнуться ни с кем с глазу на глаз. В том числе и со мной.

Когда Пришлая напомнила мне ребёнка, нечто оттаяло в груди. Я вдруг со стыдом вспомнил, что вообще-то являюсь учителем, и что искать пути к полезному согласию – это работа моя, а не чья-либо ещё. Вероятно, эта девочка действительно делает нечто неправильное в своей жизни – как нерадивый ученик – но я по-прежнему остаюсь тем человеком, который обязан отнестись к этому с пониманием.