Не представляла, как шаманка смогла выдержать столько ударов, мне казалось, еще один и я просто потеряю сознание от простреливающей боли.

– Остановись Кьелл, – прозвучал голос вожака, и мы одновременно повернулись к нему, ожидая дальнейшего приказа, – Не стоит портить белую кожу чужеземки до завтра. Муж сам решит, как её наказать за строптивость.

– Но она мешает выполнять приказ, – возмутился Кьелл, всё же опуская прут, – еще тридцать ударов.

– Илва отведи чужеземку в шатер, – приказал Рольф, игнорируя возглас сына. Потом он повернулся к Эйнару, смерил его суровым взглядом и проговорил:

– Помоги матери добраться до шатра. На этот раз ей повезло избежать полного наказания, но в другой раз я доведу его до конца.

Когда до меня дошло, что всё закончилось, ноги сами подкосились, я упала на колени и разрыдалась от переполнявших меня эмоций. Илва подошла и помогла подняться, взяв меня под локоть, повела в сторону шатра. Женщины расступались перед нами, и почти каждая пыталась коснуться пальцами моих волос. Я не обращала внимания на них, сейчас меня волновала лишь одна женщина. Обернувшись, увидела, как бережно Эйнар отвязывает Сонью от столба, потом осторожно перекинув её через плечо, пошел к шатру, видимо, шаманка всё же потеряла сознание.

– Ваши законы так жестоки… – прошептала расстроенно, всхлипывая и утирая всё еще льющиеся слезы.

– Иногда я тоже об этом думаю, – призналась Илва грустно.

Не поверив в искренность, покосилась на женщину, чтобы убедиться, не шутит ли она сейчас. Но на лице женщины не было улыбки, она действительно сожалела вместе со мной о случившемся.

– Её ведь не будут больше мучить? – спросила с надеждой в голосе.

– Нет, Рольф смягчил наказание благодаря тебе, – ответила женщина.

– Благодаря мне Сонья оказалась возле этого столба, – буркнула расстроено.

– Не вини себя, рано или поздно это случилось бы, просто повод был бы другой, – проговорила Илва, мотнув головой.

– Почему? Неужели она постоянно нарушает ваши порядки? – спросила удивленно, посмотрев на женщину.

– Она вне закона этой стаи, – улыбнувшись как–то по–доброму, ответила моя сопровождающая.

Это странное заявление возбудило во мне еще больший интерес. Сонья открывалась совершенно с другой стороны, для меня. Когда впервые увидела шаманку, мне показалось, что женщина слишком предана стае и своему месту в нем, потому и отношение к сыну такое, все фанатики ставят свое служение выше родственных связей.

– Что значит: «вне стаи»? – переспросила Илву, решив уточнить этот момент.

– А то и значит, – поучительно заметила женщина и продолжила, – вот уже двадцать пять лет, как Сонья дала обет безбрачья, не подпуская к себе ни одного волка. Прошлый вожак пытался сломить её, закрывал в клетке, морил голодом, всё без толку. В общем, она пережила ад в стае, но не сдалась, каждый раз утверждая, что ей помогают духи рода. Всё чаще её видели разговаривающую с самой собой, не обращая внимания на присутствующих рядом. В итоге шаманку оставили в покое, но большинство в стае считали, что Сонья тронулась умом.

– А почему она так поступила? – поинтересовалась любопытно, переставая наконец плакать и погружаясь в мистическую историю жизни шаманки.

Сейчас боль в руке казалась столь незначительной по сравнению с трагедией, которая крылась в недосказанности Илвы. Женщина оглянулась, убеждаясь, что за нами никого нет и, понизив голос, зашептала:

– В молодости Сонья была безумно влюблена в одного волка, он тоже испытывал к ней чувства, но, когда пришло время жениться, вожак выбрал её возлюбленному достойную жену.

– А она что?! – не сдержалась от вопроса.