— Мы в двадцать первом веке, где у женщин есть право голоса…

— Заткнись, твою мать. Ты думаешь, они в нас игрушечными зажигалками тыкали? Спешу тебя разочаровать. На меня они, кстати, претендовать скорее всего не будут, просто завалят или организуют отпуск в больничке. А вот ты, женщина, можешь оказаться в каком-нибудь борделе.

— И ты по доброте душевной решил мне помочь? Сам же сказал, что это не твои проблемы.

— Лера, — прищуривается Чернов, обхватывая ладонью мою шею. — Закрой свой рот.

Замолкаю, чувствуя предупреждающее давление пальцев на сонную артерию. Сатана почти сразу же отпускает меня и подходит к окну, высматривает что-то там.

— Приличный двор, у соседей, вон, дети бегают. Надеюсь, получится отделаться малой кровью.

— А ты что там рассчитывал увидеть? Привязанного к дереву человека с ножом в печени? — вздрагиваю, когда Рома оборачивается. — Молчу я.

Дверь открывается, и в кабинет входит мужчина среднего роста с небольшой лысиной на затылке. С моего места удается увидеть, что в коридоре стоит все та же великолепная вооруженная четверка, и я кивком даю знать об этом Роме, когда наши взгляды сталкиваются. Он что-то шепчет мне, но я, к большому сожалению, не умею читать по губам. Выйду отсюда и обязательно научусь. Еще язык жестов не помешает выучить.

— Вяземский Прохор Николаевич, — гремит мужчина. — Ну что, красавица, признавайся, чем тебе моя машина не угодила.

— З-здравствуйте, — квакаю невпопад. — Это вышло с-случайно… Я хотела отомстить, но не вам, вы не беспокойтесь. Извините, пожалуйста. У вас там просто циферки на номерах такие одинаковые, а я же в машинах совершенно не разбираюсь, — начинаю свою исповедь, прикинувшись дурочкой. — Блондинка, что с меня взять. В интернете прочитала, что лучше царапать гвоздем и… вот.

— Хорошо постаралась, я уже успел оценить.

— Простите.

— Если бы я позволял всем молоденьким дурочкам хлопать глазками и разводить меня на бабки, торговал бы сейчас арбузами где-нибудь на рынке, — произносит он с явным раздражением в голосе. — Ты принесла мне серьезные убытки.

— Я очень сожалею.

— А мне-то что до твоего сожаления? Ладно, отдохни пока, — мужчина переводит взгляд на Чернова. — Ты куда полез, мальчик? Водителя моего обидел, соседей из-за тебя напугали, парням понервничать пришлось.

Мальчик… Этому мальчику вообще-то тридцать три годика.

— Я же объяснил уже, проезжал мимо, вижу, девочку обижают. Меня мама учила вступаться в таких ситуациях. Вяземский, Вяземский… — загадочно повторяет Рома. — «СтройКапитал»?

— Знаешь меня?

— В новостях видел, — уклончиво отвечает Чернов. — Так что делать будем, дядь?

— Лялька, — мужчина берет меня за локоть и подводит к столу. — Садись и пиши. Я, такая-то по фамилии, взяла у Вяземского Прохора Николаевича в долг восемьсот тысяч рублей. Обязуюсь вернуть, дата, подпись. Потом с тобой разберемся, у меня еще дела есть.

— В-восемьсот?..

— Пиши, я сказал. Или начать с тобой по-плохому разговаривать?

Растерянно перевожу взгляд на Рому, он кивает только, расстегивая куртку. Беру ручку и начинаю писать.

Боже, восемьсот тысяч за царапины…

После того как я оставляю под текстом расписки свою подпись, меня отпускают. Я снова смотрю на Рому, который никуда не торопится, и выскальзываю из кабинета. На улице, когда охранник провожает меня за пределы участка и возвращает телефон, прислоняюсь к забору и растираю виски пальцами. Ужасно кружится голова.

Минут через десять дверь рядом открывается и из нее выходит Чернов. С абсолютно спокойным выражением на лице.

Примерно такое оно у него было в первую нашу встречу. Рома тогда выступал в роли адвоката бывшего мужа моей подруги, они вдвоем угрожали Даше через ее дочь. Антон, ее бывший, но теперь уже и нынешний муж перешел всяческие человеческие границы. А Чернов был с ним заодно. В тот самый момент он, видимо, решил, что мир рухнет, если я не окажусь в его постели, и вот уже около года между нами холодная война с периодическими перемириями, когда он куда-то уезжает.