– Ну, вы пока отдыхайте, набирайтесь сил, я вечером зайду. После ровера у меня всегда пробежка. А потом я ледяной водой обливаюсь.

– Наголо раздеваетесь? – зачем-то уточнил Славик, а Тимофей подкрутил ус и подмигнул мамуле.

– Так точно, Вячеслав. Имею право – в своей бане. Оно потом и растереться хорошо бы! Вы бы тоже облились – похмелье как рукой… О чем это я… А! Надо отметить, так сказать, свадьбу. В узком семейном. Я гитару захвачу. Буду в семь. Вот и познакомимся поближе. А то вчера я только проводить успел…

– Тимофей, а вы не в курсе, что с картиной? – додумался спросить Славик, когда тот уже обувался.

– Как же, в курсе, конечно. Супруга драться изволила. Я ее проводил, хотел на ночь приобнять, пожелать спокойных снов. А она – картиной по голове.

– Узнаю почерк, – покивал второй отец. – Помню, был у меня один приятель, из чиновников, очень мамуля его не любила.

– Витьку Козодоева? Жирная тварь! Конечно, не любила. Потому что вы с ним по девкам ездили, – огрызнулась мамуля.

– Вот как-то я его до машины провожал, а мамуля прищурила острый глаз, прицелилась, да и швырнула в него томиком Чичи… Блин, все время забываю. Дрищевастый, напомни.

– Чичибабина! Это тот, где восемьдесят четыре сонета и тридцать стихотворений? Но как вы могли, матушка? – ахнул Славик. – Двести пятьдесят блаженных страниц белоснежной бумаги? И в какую-то жирную тварь?

Тимофей пробормотал что-то в духе «Женщины такие женщины», а у меня от едва сдерживаемого смеха засвербело где-то в области солнечного сплетения.

Как только за Тимофеем закрылась дверь, мамуля издала такой горестный стон, что у кого-то через два огорода заблеяла коза.

– Поздравлямба! – заверещал Славик, почему-то тоже с прононсом козы. Я же молчала, потому что не знала, какую выдать реакцию, чтобы не добить мамулю.

– Ты неподражаема! – усмехнулся второй отец. – Какого мужика отхватила! Легкоатлет, нудист, староста и бард в одном лице.

– Может, стерпится – слюбится? – подумал вслух Славик.

– Эх, что же ты такое говоришь! – укорил его папа № 3. – Ведь любовь – это о высоком. Восторженность объектом любви и неукротимая энергия желания обладать, чувство полного удовлетворения, когда можешь дотронуться до желанного…

– Ты про мои брильянтовые сережки на прикроватной тумбочке? – зло отозвалась мамуля, кусая ногти.

Третий отец сразу же предложил почистить мамуле карму и подышать маткой для аккумуляции женской энергии. Второй отец принялся уточнять, уж не пчелиной ли.

Пока они опять стали браниться, мы со Славиком поспешили выскользнуть на улицу. Конечно, мамуля подбросила нам шикарный сюрприз, но забыть про вчерашнее происшествие в книжном все равно не выходило.

Наоборот, мысли о погибшей девушке преследовали, как и смутные подозрения, которым я не могла найти внятного разъяснения.

Воспользовавшись состоянием родни, удачно покутившей на концерте, я решила умотать в город. И Славика увлекла за собой, заявив, что в холодильнике пусто, а к вечернему праздничному ужину надо бы закупиться.

– Мамуля пошла отмокать в ванне с благовониями, – махнул рукой второй отец, когда я заглянула в дом, чтобы спросить, какое вино предпочитает родительница.

– С аскезами покончено. Бери покрепче. Чувствую, нас ждут веселые деньки.

Конечно, ситуация вырисовывалась анекдотическая, но я подумала: за ужином, возможно, все разрешится, и мы все еще посмеемся с мамулиных похождений. В конце концов, брак – это простая формальность. А разводы еще никто не отменял.

– Что, сначала заедем в больницу? – адресовал мне вопрос Славик, как только мы выехали на приличную дорогу.