Грубо кладут всех лицами в пол и начинают крошить тех, кто пытается качать права. Морщусь, как от зубной боли. Варвары.
- Ладно, - поднимается с дивана Рязанцев, вытирая руки салфеткой. - Пора идти работать великим и ужасным.
- Удачного вам улова, Тарас Петрович, - подхожу к столу и подаю руку.
Мой гость выходит из капсулы, а я возвращаюсь к своему наблюдательному пункту. Девчонка с танцпола не даёт покоя. Жалко будет, если такую красоту поломают.
Ищу ее взглядом в толпе и беспокойно осаживаюсь, когда вижу, как девчонку грубо поднимают на ноги, заламывают и уводят вместе с парнем в подсобные.
Вот это неожиданно… обтекаю я. Меньше всего она была похожа на дилера, но чего сейчас только не увидишь. Подхватываю пиджак со спинки дивана и выхожу из капсулы на лестницу.
Но проверить все-таки нужно. Жалко будет, если просто дура и случайно влипла.
4. Глава 3. Теона
Наверное, сейчас было бы гораздо лучше, если бы мой новый знакомый оказался маньяком, и мое бездыханное тело нашли бы утром грибники. По крайней мере, так бы меня оплакивали и жалели.
Потому что то, что происходит со мной сейчас, в миллиард раз хуже.
Ты хотела позора Теона? Браво! План выполнен на двести процентов, аж до третьего колена. Кажется, именно это близкое родство учитывается, когда о человеке пренебрежительно говорят, что он из семьи уголовника.
Уж лучше в деревню к родственникам отца. В самую дальнюю. Вечной прислугой и девственницей. Как эта, его сестра Ясмина. Ой, мамочка…
Мне хочется порыдать в голосину, но это ничего не решит. Поэтому, я просто молчу и закрываю глаза руками.
- Имя, фамилия, отчество, - рявкает над моей головой мужик в форме. - Я спрашиваю ещё раз. Или сейчас моя рука дрогнет и вместо пяти грамм в протоколе появится пятьдесят. А это, - выводит он голос на крик. - Это уже совсем другая статья!
Мне кажется, папа просто умрет, если завтра перед братьями и другими родственниками ему вдруг скажут, что его дочь оказалась наркоманкой, и ночью ее взяли в клубе, как дилера.
Слёзы жалости к себе текут по щекам горячими дорожками. В висках начинает пульсировать боль.
- Мне нужно позвонить, - выдавливаю из себя севшим голосом.
Надеюсь, Ирине они ничего не успели подбросить. Надо было ее слушать…
- Позвонишь, - подаётся вперёд мужик над столешницей. - Обязательно позвонишь, только сначала расскажешь, как зовут, сколько лет и как давно знаешь Люберецкого Романа Тимофеевича.
- Кто это? - совершенно искренне не догоняю я, поднимая голову и обводя глазами мужчин.
- То есть имени мужика, который тебя лапал ты тоже не знаешь, - констатирует полицейский. - Зафиксируй это в протоколе, капитан, - с ехидцей кивает мужчине помоложе. - Понятые, - поворачивает голову к двум официантам. - Вам хорошо слышно, как девушка отказывается сотрудничать со следствием, чинит препятствия и открыто признаётся в образе жизни женщины с низкой социальной ответственностью.
- Я такого не говорила, - шепчу упрямо. - Это, - киваю головой на небольшие пакетики на столе, валяющиеся среди помады и пудры, не мое.
- Однако, свидетели зафиксировали их местонахождение в вашей сумочке, - продолжает давить на меня мужчина.
- Мне это подбросили, - шепчу.
- О, - ехидничает полицейский. - Мою песню любимую «запела». Это не мое, мне подбросили, я этого человека первый раз в жизни вижу, и вообще ни грамм в рот ни сантиметра в жо… - осекается, оглядываясь на открывающуюся дверь кабинета.
В неё заходит ещё какой-то более титулованный мужик. Ну, по крайней мере, так можно судить по тому факту, что в его присутвии все вытягиваются в струнку и срочно придумывают себе дела помимо того, чтобы просто потешаться над моей хладной тушкой.