– На пятьдесят риксов сто пятьдесят процентов? – возмутилась я.

– Долго баба болела, полгода, да так и померла, деньги зря потрачены,– равнодушно сказал истец.

– А зачем вам мальчик?

– Кузнец этот долг и за десять лет не выплатит. А я добрый и жалостливый, я согласен взять его сына в свое полное обеспечение, кормить, поить, одевать. Будет мне прислуживать, а когда долг отработает, я его отпущу.

– Действительно, щедрое предложение, – согласилась я. – А в рабы-то зачем? Почему не обычный договор наемного сотрудника?

– Известное дело, чтоб не сбег, – ухмыльнулся бархатный. – В ошейнике не побегаешь, враз заловит стража и вернет хозяину.

– Разве мальчик себе враг, зачем бы ему бежать от хороших условий – еды, питья и крыши над головой?

– Глупый еще, своей выгоды не понимает, – вздохнул лэр Марон. Судьи согласно кивали головой на каждую его фразу. Дело полным ходом шло к утверждению.

– Лэр Тарин, вы согласны с тем, что вы должны лэру Марону?

– Согласен, – глухо ответил кузнец. – Но сына не отдам. Меня в рабы оформляйте.

– А он мне не нужен! – заявил сосед. – Мальчика можно воспитать, выучить, а этого…

– Странно, человек сильный, взрослый, имеющий профессию, кажется ценнее, чем ребенок, в которого еще надо вложить немало средств, – заметила я.

– Я добрый, – с улыбкой сказал лир Марон.

– Ну что же, суду все ясно, – сказал папенька скучным голосом.

– Нет, погодите. У нас есть ограничения по процентам на займы?

– Что ты такое говоришь, дочка? – папенька вытаращил глаза. – Проценты за займы? Это еще что такое?

– Есть, – ответил лэрд Брент. – На суммы до ста риксов обычный процент составляет пятадцать-двадцать риксов, более – не превышает пятнадцати.

– Занял кузнец пятьдесят риксов. Даже если считать по двадцать процентов, то это десять, умножаем на шесть месяцев, выходит пятьдесят долга и шестьдесят риксов процентов, всего сто десять риксов, откуда двести взялось? Вы плохо считаете, уважаемый. А если считать по пятнадцать процентов, то и того меньше. Коллегия, пересчитайте.

– Если по пятнадцать процентов, то выходит пятьдесят долга и сорок пять процентов. Всего девяносто пять, – растерянно сказал судья, почиркав карандашом по листу бумаги.

– И какое основание лэр Марон имеет требовать сумму в два раза больше, чем нужно? – возмутилась я.

В зале зашумели, раздались негодующие возгласы. Папенька посмотрел на меня, в горле его что-то булькнуло.

– Пригласите в суд парочку соседей лэра Марона! – распорядилась я.

– Ваше высочество, мы уменьшим сумму иска в половину, и решение будет законным! – заюлил судья. – Зачем же звать соседей?

А вот хрен вам! Я вошла в азарт. Буду биться до последнего, а дело это развалю! Не позволю детьми торговать! Доставленные соседи, боязливо косясь на пышную обстановку и важного короля, буднично рассказали, что лэр Марон держит в услужении пять мальчиков от десяти до пятнадцати лет, кормит их впроголодь, бьет и издевается.

– Я добрый хозяин, – возопил бархатный. – Это клевета! Я забочусь о сиротах! Они ни в чем не нуждаются!

Кажется, до папеньки стало доходить. Он помрачнел и нахмурился.

– Доставить сюда сирот из дома лэра Марона! – прозвучал приказ.

– Согласен на рабский договор кузнеца, вместо его сына, – быстро сказал истец, нервно облизывая пересохшие губы.

– Снимите цепи с ответчика и прекратите толкать его сына! – распорядилась я.

– Не снимайте цепи, он меня убьет! – завопил истец, стремительно бледнея.

– Не иначе, как за доброту, – мягко сказала я.

На галерее и в зале засмеялись, кто-то засвистел. Судьи сидели мрачнее тучи. Лэрд Брент сиял собственным светом.