Отворяя дверь, ведущую в комнаты сестер, она кричит:

– Наташечка! Наташечка!

Натали входит и смотрит в недоумении. К ней кидается Катерина Алексеевна:

– Вы знаете, какую вам честь оказал сочинитель Пушкин? Предложение делает!

– Сурьезно, сурьезно! Я сама слышала! – подскакивает с другой стороны Софья Петровна.

– Че-есть? Какая же тут особенная честь? Не понимаю! – удивляется Натали и пожимает пренебрежительно плечами, так что Катерина Алексеевна сразу спадает с тона, говоря:

– Ну все-таки! Пушкина, как генерала какого важного, вся ведь Россия знает! Скажи только: «Пушкин!» – и сейчас тебе всякий грамотный отзывается: «Это сочинитель?»

Так как входят и две старшие сестры Натали, то к ним со своей новостью тоже бросается Софья Петровна:

– Пушкин-сочинитель присылал свата – графа Толстого!

Это заставляет Александру зардеться и вскрикнуть:

– Пушкин? Не-у-же-ли?

А Екатерину спросить тихо у Катерины Алексеевны:

– За кого сватался?

– Вот за счастливицу нашу, – продолжает сиять, гладя руку Натали, Катерина Алексеевна, – а она недовольна!

Александра зло отворачивается к окну, видит свою книжечку, положенную Толстым на пуф, берет ее было, но швыряет снова на тот же пуф.

А Екатерина отзывается весьма пренебрежительно:

– Пуш-кин! Подумаешь тоже! Вот так жених? Очень странно даже, что граф Толстой пришел от него сватом!..

Входит Наталья Ивановна, проводившая гостя:

– А-а! Все опять собрались? Ну, вот и отлично, что никого не звать! А где же Секлетея? Секлетея Кондратьевна! Домолимся уж теперь, авось никто больше не помешает, а потом за кофе сядем!

Секлетея выступает снова с молитвенником вперед. Все принимают молитвенные позы, и снова раздается густой и несомневающийся голос:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь! Боже, милостив буди мне, грешному!..

В доме князя Вяземского, в том же кабинете, как и в первой главе, сам Вяземский, Вера Федоровна Вяземская, его жена, которая года на два старше мужа, и Пушкин.

– Кстати, Пушкин, о тебе написал в Лондоне доктор Гранвиль, будто ты перевел на русский язык Шекспирова «Лира», а? Какова осведомленность? – широко улыбается Вяземский.

– Да, я знаю это… Говорил мне кто-то… Кажется, Полевой… Да-ле-ко вперед забежал Гранвиль! Правда, думал я перевести одну Шекспирову пьесу, только не «Лира», а «Меру за меру»… Но откуда Гранвиль мог узнать даже и это? Никому ведь я не разбалтывал. Теперь мне остается думать, что я окружен дальновиднейшими шпионами!

– Ты и окружен ими! – быстро вставляет Вяземский.

– Спасибо за откровенность! Ха-ха-ха-ха!.. Как я его поймал, а, Вера Федоровна? – торжествует Пушкин, а Вера Федоровна смеется звонко вместе с ним.

– По-вашему выходит, что и я за вами шпионю! Благодарю!

– Кстати, говорят, что тот же Гранвиль произвел в девицы Зинаиду Волконскую! – продолжает о литературных новостях Вяземский, но Пушкин подхватывает живо:

– Разжаловал!.. Не так ты сказал. В девицы можно только разжаловать, ха-ха-ха!

– И будто заставил ее написать оду на смерть императора Александра! – удивляется в свою очередь Вяземская, на что замечает ее муж ядовито:

– Ничего! Все это – кусок хлеба для Полевого с его «Телеграфом»!

– Отвратительное создание этот Полевой! И руки у него вечно потные, брр!.. И невоспитан: я уронил платок, а он кинулся поднимать!.. – морщится презрительно Пушкин.

– А как говорит по-французски!.. – поддерживает Вяземский… – Нет, милый Пушкин, нам надобно затевать свой журнал!

– Я только об этом и думаю! Но не в Москве, как ты хочешь, а в Петербурге! Ах, княгинюшка, какая омерзительная Москва! Даже хуже Одессы, не правда ли? Вы как будто этого не замечаете и так прилежно заняты своим вышиваньем! Это ужасно!