Надеялась, что хоть на свадьбе найду холостого красавчика, но не тут-то было. Все мужчины пришли со своими девушками, женами, а некоторые с матерями. Даже смотреть противно на этих маменькиных сынков, вокруг которых, словно зоркий сокол, наворачивает круги медуза-Горгона, чтобы не приведи боги, их сыночку не захомутала какая-нибудь хищница. Зря только потратила деньги на новое платье с глубоким вырезом. Еще и туфли на шпильке нацепила, ноги отваливаются от боли, нет сил терпеть это издевательство. Будь проклят тот француз, который придумал каблуки!

— Эх. — Хватаю бутылку и делаю большой глоток, даже не подумав о бокале.

Некоторые дамочки морщатся, а одна из мамаш, отворачивает сыночка подальше от меня. Ох уж эти нежные цветочки, надеюсь, я не сломала их хрупкую психику.

Громкая музыка начинает раздражать, как и счастливые лица родственников. Ой, нет, сейчас еще букет кидать будут, не хочу участвовать в этом представлении. Больше мне здесь делать нечего. Заплетающимися ногами медленно семеню на выход, не забыв о своем единственном компаньоне на сегодняшний вечер, бутылочке полусладкого. В одной руке туфли и маленький клатч, в другой шампанское. У меня только одно желание прореветься хорошенько. Рядом с рестораном стоит одинокая скамейка, спрятанная среди длинных ветвей ивы. Она-то мне и нужна! Никаких лишних глаз и шума, только я и кровожадные комары.

Глупо хихикнув, делаю очередной глоток спасительно напитка и падаю на деревянную лавку. Ноги только и ждали, пока их протянут. Больше никогда не стану покупать туфли на шпильке. Мужики на меня все равно не смотрят, для кого наряжаться? Так и умру, старой, никому не нужной девой. Становится так жалко себя, хочется кричать в небо: «за что?». Я была послушной девочкой, никому зла не делала, где же мой принц? Пусть неказистый паренек, с маленькой зарплатой и большой любовью к компьютерным играм, я уже и на такого согласна. Боженька, пошли мне мужчину, можно плюгавенького, главное, чтобы любил, а с остальным я сама разберусь.

Ночь сегодня, словно отражение состояния моей души. Огромная луна взошла над городом и окропила своим красным сиянием каждый дом и каждую улицу. Залюбовавшись этой красотой, не замечаю, в какой момент рядом появляется сгорбленная бабка с тростью в одной руке и авоськой в другой. Божий одуванчик в платочке и стареньком сарафане в горошек. Почти полночь, а она по улицам бродит и не спится же.

— Дорогуша, надеюсь, я не помешаю тебе? — Интересуется она скрипучим голосом и, не дожидаясь ответа, садится рядом.

Из авоськи раздается громкий удар стекла, бабка хихикает и говорит:

— Кефирчику захотелось перед сном.

В таком состоянии мне неинтересно, где она в наше время нашла кефир в стеклянных бутылках, у меня тут проблемы посерьезней. Вот так захочешь пореветь в одиночестве и то не дают. Ну что за жизнь такая?!

— А ты чего это тут сидишь совсем одна? — Старушка щурит один глаз и противненько посмеивается, смотря на полупустую бутылку. — Веселишься?

— Не до веселья мне, — бурчу, шмыгая носом, — все подруги замуж вышли, одна я никому ненууууужнаяяя.

Бабка, наверное, думает, что я сумасшедшая, сижу тут, в алкоголичку превращаюсь еще и вою на луну, размазывая слезы вместе с тушью по лицу.

— Ты чего ноешь-то? — Удивляется бабуся, доставая из авоськи «кефир» пятнадцатилетней выдержки. Хорошо, однако, в стране пенсии подняли. — Так-то я не пью, но за компанию.

Протерев глаза, чтобы убедиться, что мне не привиделась старушка с коньяком, нервно икаю. С некоторыми бабками лучше не связываться.

— Рассказывай, что за беда у тебя. — Она делает еще один глоток, предварительно рвано выдохнув, как заправский алкаш.