Оставив женщин на пороге, кивнул гнедому – пошли, мол, инспектировать.

Ремонтом конюшни мы с Гневко остались довольны. Дыры в стенах заделаны, плотники устанавливали новые ворота, на крыше люди сидят, меняют черепицу. Если так дело пойдет, то и впрямь к вечеру закончат.

– Здравствуйте, господин Артаке! – подскочил ко мне радостный Томас. Переведя взгляд на Гневко, расплылся в улыбке:

– Ух ты, какой красавец!

Мы с гнедым покосились друг на друга и кивнули. Наш человек! Разумеется, Гневко и так знал, что он красавец, но кому ж неприятно, если похвалят?

– Господин Артаке, а можно его погладить? – поинтересовался конюх.

«Ты как, не возражаешь?» – посмотрел я на Гневко и, когда тот раздул одну ноздрю, кивнул старику.

– Ох ты, какой красивый, статный! – ворковал конюх, оглаживая гриву и потирая бока жеребца. Гневко, к моей тайной ревности, просто-таки разомлел от ласки. – Господин Артаке, может, его расседлать? Пусть отдохнет. Устал небось…

Гневко едва не заржал. Ему приходилось ходить под седлом целыми сутками. Бывало, у меня отваливалась задница, а ему – хоть бы хны. Все-таки боевой был конь, а не парадная кобыла для каких-нибудь праздничных выездов.

Но расседлать коня я разрешил. Мы никуда не спешили, а мне было нужно посмотреть на Томаса за работой. Не так уж часто я набирал себе слуг.

Томас довольно ловко для своих лет расстегнул подпругу, снял седло. Провел ладонью по спине:

– Чистенькая спинка, ни ссадин, ни потертостей. Молодец твой хозяин, бережет он тебя! А тут чего? Шрам! А вот и еще один! И еще… – Повернувшись ко мне, конюх укоризненно спросил: – Как же вы так, господин Артаке?

Я лишь развел руками. А что тут скажешь? В бою ведь не только мне перепадает, но и коню. И погибают кони значительно чаще, нежели всадники. И мой гнедой – что уж греха таить, жив до сего дня только потому, что его хозяин редко в атаки ходит, а больше командует. Виноват – теперь уже нужно говорить в прошедшем времени.

Гнедому же выговор конюха не понравился. Повернув голову к Томасу, слегка рыкнул:

– И-гр-р.

Получилось так убедительно, что Томас остолбенел. Очухавшись, конюх вытер вспотевший лоб. Поставив на место отвисшую челюсть, перевел дух. Покачивая от изумления головой, старик не сбежал, а принялся осматривать копыта. Придирчиво осмотрел каждое, потрогал подковы, пощупал гвозди, поскреб – нет ли где затаившихся гнойников, остался доволен. Но дальше ему опять пришлось удивляться. Перекинув уздечку через голову коня, Томас потянулся к пряжке:

– Господин Артаке, а где мундштук?

Старик держал в руках уздечку, где все вроде бы было на месте – повод, ремешки, но почему-то отсутствовали грызло и кольца.

– Потеряли, – равнодушно ответил я. – А может, Гневко перекусил и выплюнул.

– Перекусил? А…

Кажется, Томас был скорее готов поверить, что жеребец способен перекусить грызло, нежели в то, что на узде его никогда не было. Зачем засовывать ему в рот железяку, причинявшую боль? Мы с жеребцом и так прекрасно понимаем друг друга, а чужое непонимание переживем. Томас внимательно осмотрел уздечку, понял-таки, что к чему, и вымолвил:

– Я, господин Артаке, семьдесят с лишним лет на свете живу, но такого не видел.

– Так ты сам говорил, что конь умница, – усмехнулся я.

– Да я не про коня, а про хозяина. Кони-то, они все разумные, а люди не очень.

– Все когда-нибудь бывает впервые, – хмыкнул я, повторяя расхожую мудрость. – Ладно, вы тут пока без меня побудьте, а я пошел. Да, вот еще что, – обернулся я к Томасу. – Оказывается, у вас живет дочь прежнего хозяина? С чего вдруг такая щедрость?

– Жалко девку. Дома лишилась, родственников нет, – вздохнул Томас. – А замуж ее кто возьмет? Бесприданница и на рожу не шибко… Вот мы с Курдулой ее и приютили. Вы уж простите, что сразу не рассказали. Думали, вдруг да прогоните девку.