— Чего ты там возишься? — мама раз в пятый заглянула ко мне в спальню и застала меня в платье, но с растрепанной головой. — Что с твоими волосами? Почему ты до сих пор не причесана?

  — Не хочу, — отмахнулась я. — Пойду так. Пусть женихи разбегаются в ужасе при виде меня.

     — Тогда я сама тебя заплету. Садись, — мама чуть ли не силой усадила меня на стул, а потом принялась расчесывать волосы. Драла их так, что я то и дело ойкала. — Ты же у меня красавица, как и твои сестры. Отбоя от женихов не будет.

   — Мама, а ты любила нас когда-нибудь? — спросила я, глядя в зеркало на наши отражения.

   Она вздрогнула. Проворчала себе под нос что-то наподобие «я и сейчас вас люблю», но в глаза не смотрела. Она не была чудовищем. Никогда нас не обижала. Просто думала всегда в первую очередь о себе.

  — Вот так, — она заколола мои волосы повыше, чтобы открыть шею. — Смотри, какая ты хорошенькая.

  Я мрачно взглянула на свое отражение в зеркале. К сожалению, я и правда выглядела отлично. Несколько завитков каштановых волос обрамляли овальное лицо. Зеленые глаза напоминали лужайку по весне. Их цвет подчеркивало платье в тон. Права матушка – желающие на меня найдутся. И это плохо, просто катастрофа.

   — Рон, Дин, — щелкнула мама пальцами, и в спальню вошли мои сторожа – конюх и садовник, — проследите за тем, чтобы Эва добралась до экипажа без приключений.

    Я помрачнела. Эти двое не позволят порвать наряд или навредить себе. Я была готова разбить нос, лишь бы подпортить товарный вид. Но, похоже, об этом придется забыть. Рон и Дин чуть ли не под руки свели меня по лестнице и усадили в экипаж. После чего, закрыв меня внутри, встали на стражу.

    Разозлившись, я вытащила из волос одну шпильку за другой. Дергала с силой, не заботясь о том, во что превратится прическа. Пусть ее вовсе не будет! Шпильки выбрасывала в приоткрытое окно, прямо в лужу на дороге. Оттуда матушка их не достанет.

    Когда она села в экипаж, мои волосы снова были распущены и растрепаны.

  — Эвангела! — возмутилась мама. — Во что ты себя превратила? Я же так старалась для тебя.

  — Ты старалась для себя, мама, — я отвернулась к окну.

  — Значит, так и будешь ходить, позориться.

  — С превеликим удовольствием.

    Остаток пути мы проделали молча. Ни я, ни мама не желали общаться. Да нам и сказать друг другу было нечего. После смерти отца мы стали чужими. Оказывается, он был тем самым скрепляющим материалом, который держал семью вместе. Без него все развалилось. Мы превратились в людей, вынужденных жить под одной крышей.

    Смотрины проходили в здании городской ратуши. Чем-то они напоминали бал. Экипажи подвозили нарядных девушек, и они в сопровождении родных поднимались по лестнице в зал. Кто-то шел сам, кого-то, как меня, вели под руки.

    На входе дежуриликонтролеры. Прежде чем попасть внутрь, каждая девушка проходила проверку. Мы простояли в очереди четверть часа, а потом настал мой черед.

  — Протяните руку и опустите ее на шар, — произнес контролер заученную фразу.

   Я сделала, как он велел. Шар размером с мою голову был магическим. Он проверял невест сразу на две вещи: на невинность и на способность к зачатию. Первый пункт был не обязательным – легионеры не брезговали опытными девушками. Хотя предпочтения все равно отдавали девственницам.

     А вот второй пункт был архиважен. Бесплодная девушка мгновенно выбраковывалась. Она не просто не допускалась на смотрины, она теряла положение в обществе, превращаясь в ничто. В недочеловека.

    Я смотрела на шар, ожидая его решения. Он задумался на пару секунд, а потом сменил цвет на красный. Цвета шли по нарастанию. Сперва зеленый. Он означает, что претендентка бесплодна. Потом синий – девушка не девственница, но может родить. И, наконец, красный – здоровая, способная к деторождению девственница.