Я плетусь в свою спальню, забираюсь в кровать, накрываюсь с головой, чувствую, как подступают слезы.

Каждая брошенная им фраза – пощечина.

«Замуж тебя не возьму!»

«Ты еще мне в любви признайся!»

Как будто моя любовь – это что-то ужасное, не стоящее и капли внимания или доверия. Права была его секретарь – козлина он, каких свет не видывал. Грубая, циничная козлина!

Зачем? Вот зачем он заплатил за меня калым? Ему в Москве шлюх мало? Ведь ему даже не понравилось, что я была девственницей.

Я за эту неделю успела поверить, что мне повезло, по-настоящему повезло. Будто к Энгрину меня привела судьба. Взяла за руку и привела в буквальном смысле. Габарашвили ведь не должны были меня удочерять. Они предпочитали брать девочек помладше, а мне на момент удочерения вот-вот должно было стукнуть шестнадцать.

Я попалась Авзурагу на глаза совершенно случайно. Видно, чем-то его зацепила. Он очень внимательно смотрел на меня при первой встрече. Вернулся на следующий день и долго со мной беседовал, спрашивал, чего я хочу от жизни. Я честно призналась – денег. В пятнадцать лет я очень хотела денег. Хотела, чтобы их было достаточно для покупки нормальной еды, одежды. Хотела свой угол, и чтобы там занавески приличные висели. Тогда мне это казалось недостижимой мечтой, чем-то из разряда фантастики. А еще я хотела дружную и любящую семью.

Мой ответ Авзурагу очень понравился. Он пообещал – если буду послушной, у меня будет столько денег, что за всю жизнь не смогу потратить, и семья тоже будет. Но для этого я должна многому научиться, а также во всем слушаться его и его жену. Помню, с какой готовностью я тогда принялась кивать.

Я правда думала, что он хочет мне помочь. А через пару недель я подслушала один разговор:

– Она никуда не годится! – жаловалась на меня приемная мать. – Деревня деревней, ничего не умеет! Ни торт испечь, ни волосы заплести, ни вилку с ножом держать! Зря ты ее взял…

– Марисоль, ты вроде не дура, посмотри на нее! – воскликнул приемный отец. – Девка породистая! Лицо, фигура, голос – это бомба! Учи, муштруй, воспитывай, чтоб приготовить вкусно могла, чтоб за собой следила, книги читала, а стукнет восемнадцать, выдадим замуж… Получим жирный калым. Она нам миллионы принесет!

– Еще как принесет! – вторил Авзурагу дядя Улдан.

Я в этот момент стояла под дверью в кабинет приемного отца. От услышанного меня начало колотить мелкой дрожью, я уронила железную кружку, которую несла на кухню. Она с грохотом покатилась по полу. Приемные родители тут же выскочили из кабинета. Авзураг отпустил маму Марисоль, завел меня внутрь, строго просил:

– Что ты слышала?

Сообразив, что я слышала всё, он отругал меня за подслушивание, а потом произнес тем же тоном, что и Энгрин сегодня:

– У нас же с тобой не будет проблем, правда?

Эта фраза гудела у меня в ушах еще многие месяцы, до сих пор временами гудит.

Дядя Улдан продолжил речь:

– Держи рот на замке, если решишь пожаловаться кому-то постороннему, устрою тебе бесплатную путевку на курорт под названием «колония для несовершеннолетних»!

– Но я ведь ничего плохого не сделала!

– Это неважно! Слушайся нас… или в порошок сотру!

Я знала, он не шутил. Улдан Габарашвили – майор полиции, уважаемый человек. Пожелай он пустить меня в расход, от меня бы и мокрого места не осталось.

– Злата… – обратился ко мне тогда приемный отец, – ты хотела лучшей жизни, поэтому я тебя взял. Старайся, и мы найдем тебе хорошего мужа! Будешь как сыр в масле кататься…

Я еще тогда поняла, как дорого мне выйдет этот сыр. И сегодня Артём Энгрин эту цену удвоил. Теперь у меня даже статуса жены не будет. Габарашвили за меня не заступятся, они свое уже получили, теперь я для них не важна – они даже телефона мне не оставили. Мой теперь уже совсем не жених может делать со мной всё, что пожелает. Так что горничная-шлюха – вот мой удел.