Попытка засчитана не была.

– Ах, пирожкииии!.. Я тебе сейчас эти пирожки знаешь куда засуну? – прошипела Эля, втолкнула сестру в комнату, и, не успев толком притворить дверь, не дав и слова сказать в оправдание, начала орать:

– Ты в своем уме, стерва?! Ты что творишь вообще?! Сваливаешь с утра по-тихому, как крыса, пользуясь тем, что мы проспали – и ни ответа, ни минета! На звонки не отвечаешь… как будто так и надо!

– Я не слышала звонков… там, где я гуляла, плохо ловит сеть…

– Не слышала ты, как же! Мозги у тебя плохо ловят, а не сеть, корова! – Эльмира закатила глаза и состроила гримасу, словно ей под нос подсунули коровью лепешку или шлепок болотной жижи:

– За каким хреном, скажи, я тебе новый телефон купила вместо твоего допотопного старья?! Еще модель хорошую выбирала… Тварь ты нищая и неблагодарная! И почему, объясните, мадам Куропаткина, мы с Дэном вместо нормального отдыха должны тебя с собаками разыскивать, пока ты с каким-то бомжом очередным по закоулкам отираешься?! Цветы он ей, видите ли, дарит… Позорище… Да что удивляться-то – на тебя теперь только бомж и позарится! А колбаски копченой он тебе не предложил, нет? Водочкой запить где-нибудь под сосенкой?

Алёна, хоть и готовилась к семейному скандалу, не ожидала, что на нее обрушится такой шквал унизительных попреков… Эльмира не выбирала слов – наоборот, нажимала на все известные ей болевые точки. Оставалось только удивляться, где бдительная сестрица, мнящая себя столбовой дворянкой, успела раздобыть сведения.

Алёна села на кровать и снова ощутила на шее тяжелое ярмо, свинцовый груз, о котором сумела ненадолго позабыть, пока гуляла с Маринкой-Ягодницей по вотчине лешаков Верейских. Сладкое чувство свободы, посетившее ее там, было иллюзией. Стоило вернуться – и цепкий капкан неприглядной реальности напомнил о себе. Острые зубья еще больней впились в ошметки души. В самой глубине существа, как в трясине, заворочался и стал закипать безудержный гнев… хотелось высказаться по полной, и тоже -заорать в ответ, или даже встряхнуть сестрицу за плечи, отвесить ей знатного леща!

Вот только не было у нее пока что права так поступать. Не хотелось оказаться «тварью неблагодарной и нищей», что берет еду – но кусает кормящую руку.

Алёна (О. Белявская)

Алёна закрыла глаза, представила себе реку… холодную, спокойную реку, что катит и катит свои волны по руслу, катит в сторону моря, и никакие пороги, никакие ветры и бури не собьют ее с пути… Вдохнула, выдохнула и сказала как можно спокойнее:

– Ты, кажется, больше меня знаешь, где я гуляла и с кем. Про какого «бомжа» ты говоришь, что за дикие выдумки?

– Ах, ты еще и огрызаться вздумала, отговариваться?! Выдумки – это по твоей части! С самого детства такая была – врунья, да еще и дура впридачу!

– Ты не ответила на вопрос… откуда ты взяла, что я гуляла с бомжом?

– Да уж осведомили добрые люди! Поболтала кое с кем в столовой, потом к администратору пошла… Они мне все и рассказали, как миленькие! И про подснежники, и про Михал Иваныча… Ты что, не знаешь, как я умею с персоналом работать?

– Знаю… у тебя на фирме больше года мало кто задерживается.

– Ой-ой-ой, вы посмотрите! Ты, может, меня вздумала бизнесу учить? За собой следи, что ты творишь, предпринимательница хренова! Сперва жулика и альфонса себе нашла, все деньги спустила, квартиру пролюбила… а теперь того хлеще, на сельский пролетариат перешла! Идиотка поганая! Смотри, если подцепишь чего-нибудь после своих похождений – я тебе ни врачей, ни аборт оплачивать не буду!

– Я у тебя и не прошу ничего… но и отчитываться не собираюсь! – Алёна подняла голову, и Эля вдруг смешалась под ее взглядом, умолкла и отступила… но передышка была недолгой. Сестра тоже вдохнула и выдохнула, потрясла головой, как боксер, пропустивший удар, и снова ринулась в бой: