— Не смейте касаться!

— Не то что? Ты еще не поняла, что у тебя больше нет никаких прав? Может быть, ты хочешь есть? Я принесу тебе что-то, если поработаешь своим красивым ротиком.

— Идите к черту! Я лучше сдохну от голода, чем коснусь вас!

На его лице расцветает едкая усмешка.

— Посмотрим, что ты запоешь через трое суток без еды и воды. Князю только матка твоя нужна, красотка, все остальное ему неинтересно.

Эдик тянет ко мне свои руки снова, но в этот момент кто-то громко рычит у окна, и, будто спохватившись, он уходит.

Дверь закрывается, и эту ночь я провожу не сомкнув глаз. Мне кажется, что он вернется, а у меня из защиты разве что влажное полотенце.
Не знаю как, но задремать под утро у меня все же получается, однако, когда я просыпаюсь, чувствую, что мне сложно дышать. Здесь так холодно, что пар идет изо рта, и теперь, когда я дышу, легкие сковывает болезненным обручем.

Я начинаю кашлять. Сначала слабо и редко, но потом спазмы становятся все сильнее, и вскоре кашель просто начинает меня душить.

***

— Александр Григорьевич, там что-то с девушкой не то.

Сжимаю зажигалку до хруста. Папина дочка, чертова актриса. Так и знал, что будут с этой кошкой проблемы. Анализов еще нет, а пока я не уверен, что сука окажется способной выносить дитя, лучше мне ее не видеть.

— Спартак, твоя задача – принести ей еду и охранять! Остальное тебя не должно волновать.

— Я знаю, но, когда я зашел передать еду, девушка не встала. Совсем. Я звал ее. Она не реагировала. Хрипела только как паровоз. Я бы не стал так просто вас беспокоить. Позвонить Сергею Николаевичу?

— Идем.

Поднимаюсь с кресла, и мы выходим на улицу. Через сад мимо рычащего Торна. Он еще не завтракал и хочет мяса, так же как и я.

Спартак открывает дверь ключом, и я вхожу в “будку”. На самом деле это сарай или даже скорее кладовка, в которой хранятся миски Торна.

Ее нахожу сразу. Климова лежит на кушетке на боку. С головой накрыта покрывалом, а у меня мгновенно кровь закипает. Дочь убийцы моей семьи. Я не могу даже рядом с ней быть. Мне до чертей хочется ее удавить.

— Выйди отсюда.

— Хорошо.

Спартак закрывает дверь, а я вижу, что кукла зашевелилась, а после посмотрела на меня и сильно закашлялась.

— Какого хрена ты не ешь?

Молчит, бухтит только как паровоз. Делаю шаг к ней, и девка слетает с кушетки на пол. Подтягивает к себе колени, держась за горло.

Смотрю на ее худые ноги, в этом платье видно бедра и талию, грудь ее пышная быстро вздымается от частого дыхания. Красивая. Слишком даже.

Ее волосы темными локонами спадают на лоб, ключицы, плечи. Пухлые губы потрескались и сейчас приоткрыты. Глаза голубые опасно блестят, и дышит она как-то тяжело. То ли хрипит, то ли свистит. Истеричка чертова.

— Не надо, не… надо…

Приседаю к девчонке ближе, обхватываю пятерней ее смазливую мордашку. Дергается, шипит как змея. Гадюка.

— Перестань истерить!

— Ды… шать. Не могу… ды… шать! – шепчет, обеими руками ухватившись за горло, и тут я понимаю, что это не притворство. У нее какой-то чертов припадок.

6. Глава 6

Я не знаю, в какой момент мне стало хуже. Всю ночь я старалась не паниковать, хотя прекрасно понимала, что мой организм уже не выдерживает.

Здесь холодно, и тонкое покрывало меня совсем не греет, отчего я начинаю задыхаться.

Я всегда такой была. С самого раннего детства. Любой холод или стресс, страх, резкие запахи и даже некоторые цветы сразу провоцировали приступы удушья.

Хроническая астма не лечится, хоть мама и таскала меня все детство по больницам и врачам. Иногда приступы были особенно тяжелыми, и один раз меня едва откачали. С тех пор у меня с собой всегда ингалятор, с которым я не расстаюсь даже в ванной.