В этот раз я оказалась в беде именно из-за него. И тогда возникает главный вопрос: спасет ли в этот раз меня Асад?

Первый день я в это верила.

Я пережила первую холодную ночь, но все равно продолжала верить.

На второй день я все еще заставляла себя верить, я даже заставляла себя. И меня даже накормили жестким мясом, хлебом и водой. Я съела не все, на всякий случай оставила немного на запас: вдруг больше не будут кормить?

Я медленно жевала хлеб и смотрела на горизонт, ожидая увидеть сначала знакомый автомобиль, а потом знакомую мужскую фигуру. Но никого не было. А мимо ходили люди, которым было плевать меня.

В конце второго дня я увидела мчащийся грузовик. Огонек надежды еще сильнее загорелся внутри меня. Я воодушевилась. Я верила, что это спасение. Но чем ближе был грузовик, тем меньше оставалось надежды… Если бы это был чужак, то мои похитители не были такими спокойными. Оказалось, что это были девушки… Очередной товар. Хотелось рыдать.

На третий день я вообще не думала о Асаде. Мое внимание больше привлекло то, что происходило вне моей клетки.

Наблюдала, как продают и приводят в порядок девушек. А один раз произошло страшное: одна из девушек начала активно сопротивляться. Она так отчаянно боролась, что я невольно восхитилась ею. Но мое восхищение не продлилось долго. Ее просто убили. А ее платье отдали мне. Когда бородач направился ко мне, я тут же ринулась в самый дальний угол клетки. Я испугалась. Действительно испугалась. Подумала, что он решил, будто теперь я могу занять место погибшей девушки. Но мужчина просто забросил мне платье и ушел. И больше никто на меня внимания не обращал. Меня уже мало волновал факт моей наготы, но брезговать я не стала. Всяко лучше, чем устраивать коже американские горки: от жары до холода. Кожа и так уже ощущалась как наждачная бумага. Мне срочно требовалось молочко для тела. Эта абсурдная мысль рассмешила меня.

На ночь мне кто-то кинул мешок, которым я укрылась. В чем причина такой благосклонности, я не знала. И узнавать бы не хотела. Дали, и на том спасибо. Эта ночь прошла отлично. Если сравнивать с самой первой.

Меня иногда стали выводить, чтобы я смогла сходить в туалет. К своему ужасу, я стала привыкать к своей клетке и распорядку дня.

И так было целую неделю.

Надежда? Она умерла.

Вера? Она растоптана.

Я теперь просто плыла по течению. И не сопротивлялась.

Но на восьмой день кое-что изменилось. А точнее все. Ко мне пришел тот ублюдок, который снимал меня на камеру. Он сидел передо мной на корточках и наблюдал, как я сплю. И именно из-за его гадкого взгляда проснулась. Открыла глаза и встретилась с темным взглядом.

- Бу! – я вздрогнула и прижала мешок сильнее к своему телу, - Испугалась, спящая красавица? Пра-а-а-вильно, бойся. Хотя и придется тебя отпустить. Твой *барь не слишком торопился спасти свою принцессу, но сегодня можешь радоваться. Асад пошел на сделку. Теперь пора возвращать товар хозяину. А жаль…

Мужчина (а можно ли его так называть?) протянул руку и схватил меня за задницу, больно смяв ягодицу. Я поморщилась, но не стала сопротивляться. В глазах еще стояла та картинка, когда убивали девушку. Повторения, но уже со мной, не хотелось. Мужик продолжал лапать меня и хохотать.

- Да-а-а, задница хороша, - звонкий шлепок, - может, останешься?

Я отрицательно замотала головой. Он говорил, что Асад меня спасает? Что Асад ради меня пошел на какие-то уступки? Не верила. Очень хотела, но больше не верила. За эти восемь дней я видела столько ужасов, что на две жизни хватит.

Меня вытащили из клетки, а потом сунули в багажник. Я не сопротивлялась. Меня волновало лишь то, что я им не верила. Они везли меня убивать. Я не могла осознать, что посторонний человек вновь решил рискнуть и чем-то пожертвовать ради меня, ради моей жизни. Я тряслась в багажнике и была готова впервые расплакаться за всю неделю.