– То, что ты жив, я знал и так. Хочу… хочу увидеть своего единственного внука перед тем, как сдохнуть.

***

      Она прятала его в подвале, когда отец приходил домой и бил ее ногами. Спрятала и в этот раз, закрыв на засов, чтоб он не выбежал и не бросился на ее мужа. Чтобы не впился ему в лодыжку зубами, как в прошлый раз, и не получил удар кулаком по голове. А маленький девятилетний мальчик пытался сломать дверь и бился в нее всем своим худым телом, тряс ее, ломал ногти, выл, пока там наверху кричала единственная женщина, которую он любил, а вместе с криками раздавались глухие удары. Он будет их слышать долгие годы во сне и, просыпаясь, молча смотреть в потолок, сжимая кулаки и ожидая своего часа. Тигр умеет ждать. Тигр разорвет обидчика… потом… когда окрепнет и наточит когти с клыками, когда научится нести в себе смерть.

Его не выпустили, даже когда все стихло. Он просидел там несколько дней, пока засов не отодвинули и бабка Сугар, с печальным вытянутым лицом, в черном платке на седой голове, обвязанным вокруг шеи, не выпустила его, пытаясь поймать и обнять, но мальчишка вырвался и бросился наверх с диким криком «мамаааааа».

Он ее так и не увидел. Гроб не открыли. Всем сказали, что ее сбила машина. Не было следствия, допросов, разбирательств. Менты к ним даже не пришли. Да и не придут. Дугур-Намаевы неприкосновенны. У них слишком много денег, чтобы закрыть рот каждому, слишком много власти, чтобы уничтожить любую, даже самую породистую шавку, посмевшую тявкнуть в их сторону. Мафиозный клан, существующий уже несколько десятилетий, внушал страх даже сильным мира сего и имел обширные связи по всему миру. За глаза их называли – синдикат «Красный лотос», именно этот торговый знак красовался на всем золоте, принадлежавшем клану Дугур-Намаевых, основным источником его дохода была добыча золота в Монголии. Легальная и нелегальная. А там, где золото, там и наркотики с оружием.

Но девятилетнему ребёнку было наплевать на клан. Он слушал ложь о смерти матери и стискивал челюсти до хруста, глядя с ненавистью на убийцу, пустившего лживую слезу, и на свою семью, покрывающую этого проклятого ублюдка. И понимал, что еще не время… он слишком мал, чтобы перегрызть ему глотку, слишком мал, чтобы наброситься на своего дядю, деда, бабку, на многочисленную родню, фальшиво оплакивающую Сарнай. Красивую, хрупкую, молчаливую Сарнай, которая умерла в страшных муках, и никто из этих мразей за нее не заступился. Никому из них он никогда этого не простит.

Той ночью он сбежал из дома. Они могли его искать сколько угодно, но никогда бы не нашли, уже тогда Лан был живучей маленькой тварью, способной приспособиться к любым условиям. Три года жизни на улице изменили его до неузнаваемости. Если Дугур-Намаевы еще и искали пропавшего внука самого Батыра, то теперь его сложно было узнать в уличном звереныше, нападающем на людей, чтобы отобрать кошелек, роющемся в помойке и мало похожего на человека. Разве что раздеть его донага и обнаружить на бедре клеймо клана – лотос. Его выжигали каждому ребенку мужского пола сразу после рождения. Подменить, украсть или убить безнаказанно члена клана было практически невозможно.

Ему было двенадцать, когда он угодил в колонию с агрессивными и отмороженными несовершеннолетними преступниками. Он был самым маленьким из них. Но это никого не волновало – ни начальника колонии, ни зверье, которое там обитало. За малейшую провинность пацанов избивали плетками. Жесткая дисциплина, каждое неповиновение – адское наказание, после которого можно было выблевать собственные кишки.