Через окошко было видно кухню – там царила суматоха. Несколько мужчин таскали алюминиевые канистры, на боках которых красной краской было что-то намалевано, еще один носил подносы с кружками. На единственной плите закипали сразу три чайника, четвертый, электрический, бурлил рядом на столе. Ни одной женщины среди работников кухни не было, что показалось Ане неожиданно прогрессивно для спецприемника. Она шепотом сказала об этом стоявшей рядом Диане.

– Так они здесь не работают, а тоже, как мы, сидят, – так же шепотом ответила Диана. – Просто помогают, а им за это какие-то ништяки дают. Они баландеры называются.

– О, девчонки пришли! – приветственно сказал белобрысый парень, появляясь из глубины кухни. Он подошел к окошку для раздачи и облокотился на бортик, словно бабушка из советской сказки. В руке у него был половник.

– Что на первое? – деловито спросила Катя, встав у окошка и уперев руки в бока.

– Борщ, – ответил парень и приподнял крышку бидона. Оттуда повалил пар.

Анины сокамерницы по очереди взяли у него из рук алюминиевые миски с борщом и уселись за стол. Майя к окошку не приближалась, сразу примостившись на лавке со скорбным, но благочестивым видом.

Когда очередь дошла до Ани, парень отработанным движением зачерпнул борщ и спросил, не глядя:

– Новенькая?

– Да, – сказала Аня, наблюдая, как он наливает борщ в миску. – А что есть, кроме борща?

– Гречка с котлетой.

– Можно мне гречку?

– Да пожалуйста. – Парень опрокинул борщ обратно в бидон и шмякнул в ту же миску гречневую кашу. – За что тебя?

– За митинг.

Парень присвистнул:

– За ми-и-итинг? А против чего митинговала?

– Против коррупции.

– И что, много вас таких?

– Много.

– А сколько это стоит?

– Что стоит?

– Ну, вам же за митинги платят?

Белобрысый держал в руках полную тарелку, но не торопился ее отдавать. Аню он разглядывал, снисходительно ухмыляясь. Она почувствовала, что начинает раздражаться, и холодно ответила:

– Нет, не платят.

– Ой, да не рассказывай. А зачем ты тогда пошла?

Аня осторожно взяла из его рук миску с гречкой, стараясь ничем не выдать своей злости, и спросила в ответ:

– А тебя самого за что посадили?

– Ехал на мопеде без шлема, – пожал плечами парень.

– За это сутки дают?

– Нет, просто менты хотели, чтобы я им на лапу дал, а я не стал. Тогда они написали, что я в нетрезвом виде ехал.

– И ты у меня спрашиваешь, почему я на митинг против коррупции хожу?

Белобрысый хмыкнул. Аня, посчитав разговор законченным, пошла к столу.

– А ты первое не будешь? – жадно спросила ее Ирка. Она ела борщ с такой скоростью, что едва не захлебывалась.

– Нет.

– Леха, налей мне еще борща за девочку, она же все равно не ест! – крикнула Ирка в сторону кухни.

– А больше тебе ничего не сделать? – иронично спросил Леха, снова показываясь в окошке.

– Ну что тебе, жалко, что ли?

– Да давай уже сюда тарелку. А ты там чего сидишь как неприкаянная? – обратился он к Майе. – Тебе чего-нибудь положить?

Майя покачала головой, трагически глядя на Леху.

– Ты вообще хоть что-нибудь ешь? – сочувственно спросил он.

– Я такую еду есть не могу.

– Да ладно, нормальная бывает еда. Борщ, например, вообще отличный.

– Из таких тарелок я тоже есть не могу.

– А с тарелками что не так? – полюбопытствовала Катя, шустро орудуя ложкой.

– Ну, они неаккуратные. И вообще как собачьи миски.

Некоторое время тишину в столовой нарушал только стук ложек.

– И ты все пять дней собираешься не есть? – уточнила Аня, покосившись на Майю. Ей было даже немного неловко перед ней, что все так шумно едят.

Майя кивнула:

– Мне сестра яблоки обещала принести.

– А что ты обычно на свободе ешь? – с набитым ртом поинтересовалась Диана. – Ты готовишь вообще?